Свидание в Самарре - [30]
Стояла славная ночь. (Слово «славный» появилось в его лексиконе после чтения «Прощай, оружие!», но на этот раз возвышенность показалась ему к месту.) И, насколько мог видеть глаз, славный снег окутал почти всю землю. Славный снег лежал кругом, пока он был в доме, ужинал, танцевал с Констанс и Джин и сидел в одиночестве, опустошая один стакан за другим. Он вздохнул, но не слишком глубоко, зная по опыту, что этого делать нельзя. Вот что было настоящее — погода. Снег и то, во что он превратил все вокруг. Пахотные земли, которые когда-то, немногим более ста лет назад, а то и меньше, были пустыней, где обитали лишь кристально честные индейцы, пантеры и барсы. И сейчас еще уцелело кое-что из экзотики. Глубоко под снегом спали гремучие змеи, гадюки и медянки. Прогремел винтовочный выстрел, за ним второй, значит, показались олени, а в немецкой части Пенсильвании жили семьи, которые не говорили по-английски. Он вспомнил, что во время войны, когда была объявлена мобилизация, ему рассказывали про семьи, что жили на границе их округа с округом Беркс: они не только не слышали ничего про войну, но и в Гиббсвилле-то многие из них никогда не бывали. Из этого одного можно было сочинить целый рассказ. Жаль, что он не порасспросил о них поподробнее. И тут же принял решение разузнать побольше про родную землю, разведать про ее особенности. Почему это кентуккийцы считают, что только они истинные хранители старины? «Я люблю наш край», — заключил он.
— Добрый вечер, сын мой, — сказал чей-то голос.
Джулиан обернулся. Это был отец Кридон.
— Добрый вечер, сэр. Хотите сигарету?
— Нет, спасибо. Я курю сигары. — Из старого портсигара черной кожи священник вынул сигару и серебряным ножичком отрезал ее конец. — Как дела?
— Превосходно, — ответил Джулиан. — Нет, по правде говоря, далеко не превосходно. Вы, наверное, слышали о том, что я натворил вчера с вашим приятелем?
— Слышал. Вы говорите про Гарри Райли?
— Ага.
— Не мое это дело, конечно, — продолжал монсеньор Кридон, — но на вашем месте я не стал бы особенно беспокоиться. Не думаю, чтоб Гарри случайно не пришел на танцы, но человек он разумный. Идите к нему, извинитесь, покажите ему, что действительно считаете себя виноватым. Он позволит себя убедить.
— Я уже ходил. Миссис Горман не рассказывала? Я сегодня ходил к нему, но он не пожелал меня принять.
— Вот как? Что ж, в следующий раз, когда встретитесь, пошлите его ко всем чертям, — усмехнулся монсеньор Кридон. — Нет, не надо. А то это будет на моей совести. Служитель бога и разжигает вражду и так далее и тому подобное. Не знаю. Да вы, собственно, и не искали моего совета. Однако, если вы способны на минуту забыть о том, что я священник, то, строго между нами, Гарри Райли — хорошее дерьмо.
Оба расхохотались.
— Правда? — спросил Джулиан.
— Правда. Но если вы кому-нибудь проболтаетесь, молодой человек, я переломаю вам кости. Тем не менее таково мое мнение.
— И мое тоже, — сказал Джулиан.
— И мы оба правы, сын мой, — сказал монсеньор Кридон. — Гарри честолюбив. Что ж, Цезарь тоже был честолюбив. Честолюбивы многие. Я сам когда-то был честолюбив и за это хорошо получил в зубы. Честолюбие — неплохая штука, если знаешь, когда остановиться. Как утверждает «Уорлд», либо держи свое честолюбие при себе, либо наплюй на него. Да, честолюбие — неплохая штука, коли не становишься чересчур честолюбив.
— Вы читаете «Уорлд»?
— Разумеется. Я ее ежедневно получаю. Я, правда, республиканец, но вместе с «Леджером» мне доставляют и «Уорлд». Жаль, что Браун ушел из «Уорлд». А вы читаете «Уорлд»? Я, признаться, и не ведал, что торговцы «кадиллаками» умеют читать. Я думал, они только и заняты тем, что приходуют чеки.
— Из меня не готовили ни торговца «кадиллаками», ни чем-либо другим, отец мой, — сказал Джулиан.
— Вы говорите так, будто… Вы случайно не из неудавшихся писателей, а? Упаси бог.
— Нет, — заверил его Джулиан, — я вообще никто. Мне, наверное, следовало стать врачом.
— Видите ли… — Священник замолк, но его тон возбудил любопытство Джулиана.
— Что, отец мой?
— Надеюсь, вы не сочтете мои слова богохульством? Нет, конечно, не сочтете. Вы же протестант. Так вот что я вам скажу. У меня тоже бывают минуты, когда я жалею, что я священник. Вам это не кажется богохульством, ибо вас не учили верить, что призвание человека определяется свыше. Пойду-ка я, пожалуй, обратно в дом. Все забываю, что я уже старик.
— Не хотите ли выпить? — спросил Джулиан.
— С удовольствием, если еще не поздно. Наступает пост. — Он посмотрел на свои большие серебряные часы. — Все в порядке, время есть. Один стаканчик вместе с вами.
Удивительно, но никто не утащил бутылку виски, оставленную Джулианом на столе. Воры, а ворами могли здесь быть все без исключения, по-видимому, решили, что хозяин бутылки зашел в туалет и может застать их врасплох за кражей спиртного, что считалось большим преступлением.
— Шотландское виски? Превосходно, — оживился священник. — А ирландское виски вам нравится?
— Еще бы, — заверил его Джулиан.
— Я пришлю вам бутылку «бушмиля». Это не лучшее из ирландских виски, но и неплохое. А главное, чистое. Эд Чарни подарил мне на рождество целый ящик, одному богу известно почему. Мне нечем отплатить ему за этот подарок. Что ж, за ваше здоровье, и пусть этот год будет для вас счастливым. Обождите. Завтра день святого Стефана. Он был первым великомучеником. Нет, лучше выпьем за счастливый новый год.
Писатель, который никогда не стремился к громкой славе, однако занял достойное место в ряду лучших американских романистов, таких как Хемингуэй и Фицджеральд. Почему? Уж не потому ли, что подлинный талант проверяется временем?Один из самых ярких романов Джона О’Хары, который лег в основу замечательного фильма с Элизабет Тейлор, получившей за роль Глории свою первую премию «Оскар».История затравленной, духовно искалеченной красавицы Глории Уэндерс, единственное развлечение которой — случайные встречи с малознакомыми состоятельными мужчинами.Эта книга и сейчас читается гак, словно была написана вчера, — возможно, потому, что Джон О'Хара не приукрашивает и не романтизирует своих непростых, многогранных персонажей и их сложные противоречивые отношения…
Книга, которая в свое время вызвала сенсацию, почти скандал.Америка «золотых» послевоенных лет. Красивая, богатая, страстная Грейс Колдуэлл Тейт задыхается в атмосфере снобизма, ханжества и фарисейства, царящей в маленьком провинциальном городке, где жестоко карается каждый глоток свободы. Пытаясь отстоять свое право на любовь, Грейс решается на отчаянный поступок. Но какова цена ее мимолетного счастья?
Один из лучших романов классика американской прозы Джона О’Хары.История сильного человека, бездарно и бесцельно растратившего свою жизнь в погоне за славой и успехом.На первый взгляд ему удалось получить все — богатство, власть, всеобщее уважение, прекрасную семью…Но в действительности его преуспеяние — лишь фасад, за которым таятся одиночество и непонимание.Политическая карьера разбита, любовь потеряна, близкие стали чужими…Что теперь?
Бродвей 60-х — и новоанглийская провинция с ее мелкими интригами и большими страстями…Драма духовного кризиса талантливого писателя, пытающегося совместить свои представления об истинном искусстве и необходимость это искусство продавать…Закулисье театрального мира — с его вечным, немеркнущим «костром тщеславий»…Любовь. Ненависть. Предательство. И — поиски нового смысла жизни. Таков один из лучших романов Джона О'Хары — роман, высоко оцененный критиками и вошедший в золотой фонд англоязычной литературы XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Каждый вечер в клуб приходит один и тот же немолодой мужчина. Есть в нем что-то беспокоящее, какая-то загадка, какое-то предчувствие…
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.