Светлая печаль Авы Лавендер - [45]

Но потом небо вдруг стало таким огромным.

А я – очень маленькой.

Крылья бесполезно раскрылись и закрылись еще раз или два, и я отошла от уступа.

– Не могу, – прошептала я, стуча зубами как от холода, так и от поступившего мне в кровь адреналина.

Кардиген улыбнулась, на этот раз искренне. С накидкой в руках она подошла и принялась растирать мне ладони, чтобы согреть их.

– Знаю, – мягко сказала она.

У Роуи вырвался отчаянный вздох облегчения.

Из толпы вдруг вынырнула девочка:

– Для чего они тебе тогда?

Для? Мне не хотелось думать, для чего у меня крылья, и я решила исполнить фокус, опрокинув одним взмахом пирамиду из пивных банок.

Толпа вскоре разбрелась; остались только я со своими крыльями, Кардиген и Роуи.

– Было здорово, скажи? – радостно воскликнула Кардиген. – Видела бы ты их лица, Ава! – Она звонко рассмеялась.

Я гневно сверкнула глазами.

– Да как ты могла?

Смех оборвался. Кардиген принялась нервно накручивать на палец прядь своих красивых волос.

– Я всего лишь решила… – Она уперла руки в бока. – Слушай, ты ведь сама захотела познакомиться с ребятами? Теперь тебя все знают! Можешь больше не прятаться.

– Ты сейчас шутишь, да?! – Я сорвалась на крик. – Мне повезло, что им не пришло в голову сжечь меня на костре!

– Ладно, ладно, я тебя поняла. Может, успокоишься уже?

– Пожалуй, это был твой самый эгоистичный поступок, сестренка, – заметил Роуи.

– Эгоистичный?! – бросила Кардиген в сердцах. – Да я для нее старалась!

– С чего ты вдруг взяла, что можешь решать за нее? – поинтересовался Роуи.

Кардиген раскрыла было рот, но тут же его закрыла.

– Не лезь в наши дела, Роуи, – пробурчала она наконец.

– Я домой, – бросила я, раздраженно всплеснув руками, и решительно устремилась прочь, так что Роуи с Кардиген пришлось меня догонять.

По пути мы молчали – Роуи шел между мной и Кардиген.

У моего дома Роуи обратился к нам обеим:

– Вам нужно разобраться друг с дружкой. – Он повернулся ко мне: – Ава, я рад, что ты п-пошла с нами. Зрелище и правда было эффектное. Ж-жуткое, да. Но эффектное. – С этими словами он резко повернул к своему дому.

Мы с Кардиген, проводив его взглядом, посмотрели друг на друга. Кардиген вздохнула.

– Слушай, я считала, что оказываю тебе услугу, открывая всем твои крылья. Клянусь тебе. Хотела, чтобы все поняли: им нечего бояться.

Я посмотрела на тихую улицу. Под ночным небом все казалось таким простым и безобидным.

– Мне был нужен только один вечер. Один вечер побыть… нормальной. Побыть обычной девочкой.

– Но ты – нечто большее. Когда же ты уже поймешь, что ты невероятная? – Она крепко обняла меня. – Пойдешь с нами еще? Пожалуйста, скажи «да».

Я пожала плечами.

– Я подумаю.

Кардиген улыбнулась.

– Ладно, но ты же теперь понимаешь, что можешь больше ничего не скрывать и не надевать? Если сама, конечно, захочешь.

– Думаю… думаю, что хочу, если честно. Ну, по крайней мере, накидку буду надевать.

– Но почему?

Я пожала плечами.

– Мне нравится выдавать себя за нормальную.

Наклонив голову, Кардиген внимательно меня разглядывала.

– Я и представить себе не могла, что тебе так тяжело. Похоже, я правда жуткая эгоистка. – Она фыркнула. – Только не говори Роуи, что он прав. Мне потом не отвертеться. – Она улыбнулась. – Ой, а где накидка-то?

– Забыла на водохранилище! – простонала я.

– Тогда идем за ней. – Кардиген взяла меня под руку.

Я задумалась.

– Знаешь что? Иди домой. Я сама схожу.

Кардиген колебалась.

– Точно?

– Конечно.

Кардиген обняла меня и убежала домой.

Теперь, когда я осталась одна, чувство страха преобладало над ощущением свободы; темнота пугала. Я глубоко вздохнула и напомнила себе обо всех тех моментах, когда мечтала оказаться здесь вместо своей комнаты. Однако ускорилась, потому что представила, как на крыльце стоит мама и высматривает меня.

Когда я добралась до водохранилища, темно-синее ночное небо посветлело – его испещрили белые облака. Танцующие на воде тени голых деревьев походили на призраков. Пение птицы отдавалось в ушах женским воплем, собачий вой – громким предупреждением; ветер в моих перьях казался рукой призрака.

Я обнаружила накидку и привязь там же, где и оставила, схватила их и побежала, крепко прижав к спине крылья, чтобы не замедляли скорости. Только миновав аптеку, где когда-то работала мама, я перешла на шаг. Помедлив у бабушкиной пекарни, я провела пальцами по надписи на стекле.

Красные и оранжевые сполохи очерчивали небесную синеву, и я вдруг с радостью поняла, что гуляла всю ночь и меня не засекли. Прыснув со смеху, я запорхала к дому, волшебным образом ощущая себя самым обыкновенным подростком.

Из личного дневника Натаниэля Сорроуза:

11 мая 1959 года

Начал посещать службу в лютеранской церкви. Была надежда склонить тетю Мэриголд вернуться к добродетели. Но план не сработал. Меня, крещеного католика, хорошо приняли и прихожане, и пастор Трэйс Грейвз, но Мэриголд по-прежнему в постели – устроилась под одеялом, кругом крошки. Остальные пожилые дамы находят, что я очень мил. Служители алтаря избрали меня начальником: в мою ответственность входит убирать священную облатку и вино после службы. В католической церкви эту работу даже алтарным мальчикам не доверяют.