Светильник, зажженный в полночь, и другие пьесы - [7]

^{Приглашает кого-то из кардиналов посмотреть в телескоп.}

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ (возобновляя разговор с Галилеем). Ну, а серьезно — если вы не прибегнете к двум правдам, как же все-таки примирить вашу новую астрономию со Священным писанием?

ГАЛИЛЕЙ. Я — ученый, и могу говорить только о том, что вижу.

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ. Но если то, что вы видите, расходится с догматами церкви — что тогда, Галилей?

ГАЛИЛЕЙ. Священное писание указует путь на небеса, а не пути небес.

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ. Прекрасно сказано. Однако вы не ответили на мой вопрос. Если то, что вы видите, расходится с догматами, чему отдать первенство?

^{Галилей молчит.}

Должна ли церковь приспособить Писание к природе?

ГАЛИЛЕЙ (тихо). Да.

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ (обеспокоенный). Галилей, вы ступаете на опасный путь.

ГАЛИЛЕЙ. Давайте рассудим. Писание — слово божие, природа — деяние божие. Она едина, дана как таковая. Слово же полно аллегорий, оно поддается многим толкованиям.

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ. Это бесспорно так. И что из этого следует?

ГАЛИЛЕЙ. Поскольку слово имеет много толкований, а деяние — только одно и поскольку оба они части одной правды и не могут противоречить друг другу — не следует ли отсюда, что слово должно согласовываться с деянием?

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ (с циничным восхищением). Вы рассуждаете, как иезуит. Церковь потеряла бесценного слугу, когда вы взялись за науку.

ГАЛИЛЕЙ. Ваше высокопреосвященство неверно поняло дух моего высказывания.

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ. В ваших доводах есть резон. Есть. Но рассуждаете вы, как иезуит.

ГАЛИЛЕЙ. Не смейтесь надо мной! Это суждение родилось в муках мысли.

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ (участливо). Я вижу, вы искренне верите в то, что говорите. Но четыреста лет теологи утверждали, что наука должна согласовываться с церковными догматами. А теперь вы докаливаете, что надо делать наоборот… Что с каждым новым открытием надо перетолковывать Священное писание.

ГАЛИЛЕЙ. Зачем церкви обременять себя научными выводами? Впоследствии они могут оказаться неверными…

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ. Не хотел бы я оказаться на месте того папы, кому выпадет перетолковывать Писание в свете вашей астрономии… Или выбирать между ними, что еще хуже.

ГАЛИЛЕЙ. Этого не случится.

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ. Дай-то бог!

^{Входит Роберто Беллармино.}

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ. А-а, кардинал Беллармино, добрый вечер.

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Добрый вечер, Барберини.

^{К ним присоединяется еще несколько человек: он личность почитаемая.}

ГАЛИЛЕЙ (для него это решающий момент). Кардинал Беллармино, не угодно ли посмотреть? (Жестом приглашает к телескопу).

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Благодарю тебя, сын мой. Я уже имел случай смотреть через твою трубу и восхищаюсь твоей превосходной астрономией.

ГАЛИЛЕЙ. Уже? Но где?..

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. В Римской коллегии.

ГАЛИЛЕЙ. И вы видели?.. (Умолкает, с нетерпением ожидая ответа кардинала).

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Я пока не решил, что я видел.

ГАЛИЛЕЙ. Не решили — как это?

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Сын мой, фактов в чистом виде не существует. Факт как таковой нельзя вырвать из ореола сопутствующих обстоятельств.

ГАЛИЛЕЙ. Ах вот как…

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Мы продолжим нашу беседу. Я жду тебя завтра у себя.

^{Беллармино идет к игровой площадке следующей картины.}

КАРДИНАЛ БАРБЕРИНИ (Галилею). Заручитесь его поддержкой, и церковь — ваша!

^{Галилей движется к другому краю сцены, остальные уходят. Освещение перемещается в кабинет Беллармино во Дворце инквизиции. В глубине сцены, едва видимый, что-то торопливо строчит доминиканский монах.}

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Нет, Галилей, как должностное лицо Святой службы я говорю: не обольщайся. Церковь не даст соизволения на твою теорию. Католицизм верен системе Аристотеля.

ГАЛИЛЕЙ. Кардинал, единственное, о чем я прошу, — чтобы церковь официально засвидетельствовала мои научные опыты. Это никак не повредит нашей матери-церкви.

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Ты все еще считаешь это сугубо научным пунктом?

ГАЛИЛЕЙ. А разве это не так?

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Нет. Научные соображения — отнюдь не главные.

ГАЛИЛЕЙ. Я не понимаю вас, владыка.

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. По мере развития христианства возникла необходимость принять единую официальную систему мироздания. Отцы церкви сочли, что учение Аристотеля наилучшим образом отвечает духу Библии. Четыреста лет Аристотелева астрономия и христианская теология были одном целым. Потом появляется Галилей и говорит: «Старый небесный порядок ложен. Я предлагаю новый, истинный». (Учтиво). Возможно, он таков и есть… Я считаю тебя выдающимся человеком и уважаю твои научные занятия.

ГАЛИЛЕЙ. Благодарю. Вашему высокопреосвященству известно, как глубоко я вас чту.

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Но меня не должно интересовать, истинна твоя теория или ложна. Я задаюсь одним-единственным вопросом: что произойдет с христианским учением, если на место нашей системы мироздания поставить твою? И знаю один- единственный ответ: это погубит христианскую истину!

ГАЛИЛЕЙ. Владыка!

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Ты хочешь превратить нашу вселенскую церковь в религию жалкого, затерянного в пространстве комка грязи.

ГАЛИЛЕЙ. Владыка!

КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Думаешь, я преувеличиваю? Ничуть. Подумай, что станет с массами простых людей. Их взрастили в вере, что мир создан для человека. Что человек — божий избранник. А тогда они почувствуют, что их обманули и унизили. Они в отвращенье отвернутся от церкви. Пойдет ересь, отступничество, безбожие. Ты сеешь семена духовной революции!