Свет во тьме - [24]

— Даже не знаю. Такой крикливый и скандальный человек, просто жуть какая-то. Он и за границу интервью умудрится дать.

— А вот это вряд ли. Его уровень — это Кувин, Жабова и Крысова вместе с заслуженной свинаркой. Феодор просто помешан на придурках, наверное, на их фоне он кажется себе гением. Может быть, мне с ним попробовать поговорить?

— Не поможет.

— Это верно. Меня он тоже не слушает. Кстати, сколько он уже у нас служит?

— Скоро три года.

— Ой, долго! Таких надо как можно чаще тасовать. Писали об этом в Совет?

— Писал, но они говорят, что сейчас не до него. Он ведь свои идеи фактически только горстке сумасшедших излагает, по которым дурдом плачет. А есть ведь и проблемные архиереи и священники, которые пишут не жалобы в наши советские органы или Патриархию, где их благополучно подшивают, а распространяют свои письма среди всех епархиальных архиереев, опять же за рубеж посылают. А это уже создание антисоветских настроений, подрыв престижа социалистического Отечества.

— Но тем не менее, именно наш Феодор представляет потенциальную угрозу в качестве возможного докладчика на Поместном Соборе. А это уже плохо. Если такую проблему поднимет кто-то из зарубежных епископов, то на него внимания не обратят: легко ему, будучи гражданином другого государства, правильного из себя строить. А вот если из российской глубинки, да еще из такого образцового советского города, как наш, архиерей выступит, то многие могут задуматься: этот не боится, а нам чего бояться? И Собор превратится в непредсказуемое мероприятие, а этого допустить наши структуры не имеют права.

— Может, позвонить в Совет, пусть бы они поговорили с Пименом и Никодимом, чтобы просто ему слова не давали?

— Нет, это не выход. Он в кулуарах столько наболтает — не меньше, чем с трибуны. Опыт в общении с так называемой «группой Кувина» уже приобрел.

— Ох, уж и группа! — брезгливо махнул рукой Николаев. — Сборище старых идиотов-экстремистов!

— Это верно, — согласился Петров. — И они нам очень даже полезны, потому что своими действиями, без всякой нашей подсказки, настолько дезорганизуют церковную жизнь не только в городе, но и в некоторых районах области, как и специально завербованные агенты не смогут сделать. Тем более, что и управу мы на них нашли опять же из церковной среды: они этого сумасшедшего алкаша Льва Александровича боятся до смерти. А все вместе это создает внутри епархии такую атмосферу, что многие люди от Церкви отшатываются. Но речь не о них, а о Феодоре.

— Что же мы сможем с ним сделать?

— Когда он едет на Собор? — неожиданно жестко спросил Петров.

— Открытие 28 мая, — немного растерянно сказал уполномоченный. — Он говорил мне, что у него еще есть дела в Патриархии, и он уедет 26 мая.

— Сегодня 15-е. Вызовите его к себе 26-го.

— Но это же день отъезда, он будет возражать.

— Придумайте серьезный повод, скажите, что председатель облисполкома лично срочно запросил его собственноручно заполненную анкету. Но только не вздумайте проворонить, а то проблемы будут уже у вас!

— Николай Ильич, — вконец растерялся Тимофеев, — ты же знаешь, какой он непредсказуемый человек! Он возьмет и назло уедет.

— Хорошо, — смягчился Петров. — Вызывайте на 25-е, но прямо завтра же, и чтобы никаких отговорок!

— А что нам это даст?

— Завтра к вам придут наши специалисты и обработают кресло, на котором я сижу, специальным составом. Ваша задача — чтобы Феодор просидел на этом кресле все время, пока будет заполнять развернутую анкету собственноручно. После этого ни на какой Собор он ехать не сможет. А пока — будете принимать посетителей в соседнем кабинете, с облисполкомом мы согласовали. Кресло придется уничтожить. И, кстати, — Петров пристально посмотрел на Николаева, — если ты хоть сколько-то дорожишь здоровьем, до кресла после обработки не касайся.

Глава 11

Архиепископ Феодор не попал на Поместный Собор. Он добросовестно заполнил предложенную анкету, сидя на придвинутом ему кресле. После этого он три недели лечился от ожогов тела, из них две — на постельном режиме. Лука Иванович говорил, что его отравили химикатами, применявшимися во Вторую Мировую войну. Но после того, как Лев Александрович выбил ему зуб, Лука Иванович стал говорить, что обознался.

Собор прошел гладко. Идеи архиепископа Феодора, правда, озвучил архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин), но мнение «буржуев» никого не интересовало.

Патриархом избрали владыку Пимена, и опять потому, что владыка Никодим мог иметь свое мнение, отличное от мнения Советской власти, и стать в тысячу раз более страшным Патриархом, чем владыка Феодор, потому что любил Бога и Церковь и был способен системно изложить свое мировоззрение в рамках существующей государственной политики.

Между тем отец Анатолий мучился в соборе жутко. Он много раз писал архиепископу Феодору прошения, чтобы он отправил его на сельский приход, где он не мог бы испытывать тех внутренних терзаний, которые испытывает на существующем месте служения. И тем не менее владыка не удовлетворял его просьб. Ему нравилось мучить священника, который, вопреки всем внешним обстоятельствам, не имея даже поддержки своего архиерея, пользовался любовью не только паствы, но и «внешних».