Во дворе Богоявленского собора этим жарким июньским днем 1968 года было на редкость многолюдно. Через час сюда должен приехать новоназначенный управляющий Петровской епархией — архиепископ Феодор, и всем интересно посмотреть на нового владыку. Большую часть толпы составляли пожилые женщины, значительно меньше было старичков с окладистыми бородами. И уж совсем немного людей средних лет. Несколько особняком с необычайно важным видом стояли семь старушек в одинаковых белых платочках и черных халатах из саржи. Это соборные уборщицы. Они считали себя представительницами более высокой по сравнению с остальными прихожанами касты, а старшая уборщица — Лиза — была настолько важной особой, что даже входила в «двадцатку». Восьмая уборщица по неизвестным причинам не пользовалась привилегией ношения белого платка и черного халата. Она облачалась в цветастый полушалок и серый балахон. Сама она объясняла всем желающим ее слушать и тем, кому до нее дела и вовсе не было, что хочет и внешне и внутренне выглядеть «посмиреннее». В ее обязанности входило мытье соборных туалетов, за что все звали ее «туалетной Валей».
В притворе стояло все соборное духовенство, кроме настоятеля собора, который вместе со старостой должен был первым встретить архиепископа — пять священников, протодиакон и два диакона. Они уже больше получаса стояли в полном облачении в невыносимой духоте, а до приезда нового архиерея оставался еще час, и неизвестно еще, сколько времени он будет обращаться к народу, а может, еще захочет служить молебен. Члены «двадцатки» в большинстве своем собрались в канцелярии и оживленно обсуждали, что нового может принести назначение нового владыки.
— А ничего нового оно не может принести, — веско сказал председатель ревизионной комиссии Иван Фомич, угрюмый старик с изможденным морщинами пропитым лицом и все еще густым «ежиком» седых волос на голове. — Это для них, — брезгливый жест в сторону улицы, — он владыка, а для нас он ничто.
— Ну, это вы напрасно так легко смотрите, — возразила ему кладовщица Зоя. — Какие еще у него отношения будут с уполномоченным.
— А какими бы ни были, — стоял на своем председатель ревизионной комиссии. — Я-то с Тимофеем Ивановичем, считай, каждую неделю вместе выпиваю, вот ты и посуди, кто ему дороже: архиерей какой-то или я?
Он даже голову поднял вверх от сознания своей значительности. В это время дверь распахнулась, и в канцелярию вошли двое мужчин, один из которых так пошатнулся, что чуть не упал.
— Батюшки, — всплеснула руками старушка-бухгалтер Елена Филипповна. — Александр Николаевич, что это Лев Александрович так нажрался?
— Это же его обычное рабочее состояние, — весело ответил староста собора Александр Николаевич Береникин, крепкий и серьезный на вид мужчина лет пятидесяти. Трезвым помощника старосты Льва Александровича никто никогда не видел, пользы от него не было никому никакой, но по непонятным для всех причинам помощник старосты считался на хорошем счету и у уполномоченного, и в исполкоме. Александр Николаевич всерьез опасался его как возможного конкурента на место старосты. Лев Александрович был необычайно толстым отечным мужиком лет эдак под шестьдесят. Щеки практически закрывали подслеповатые поросячьи глазки, голову украшали жидкие белые, коротко постриженные волосы. В густой седой бороде, несмотря на то, что она была достаточно коротко пострижена, застряли остатки пищи (помощник старосты недавно пообедал). Одет он был в легкую безрукавную рубашку и белые парусиновые брюки, на ноги прямо без носков были обуты открытые сандалии. Несмотря на такую легкую одежду, пот ручьями струился по нему.
— Сашка, — вдруг грозно обратился он к старосте, — ты чего меня сюда привел? Ты, что ли, будешь за порядком следить, когда столько народу здесь толчется?
— Да ты же устал, Лева, тебе выпить надо рюмочку — миролюбиво ответил ему Александр Николаевич. — Зоя, а ты чего стоишь?
— Твоя правда, тружусь аки пчела, — сразу подобрел Лев Александрович.
Кладовщица Зоя, которой подобное было не впервой, уже через две минуты принесла налитый «по рубчик» стакан водки и пару соленых огурцов. Водка исчезла мгновенно…
— Давай-ка еще одну, — повернулся он к Зое.
Выпив вторую «рюмку», он совсем подобрел и подошел к дивану.
— Я полежу, пожалуй, — добродушно объявил он. — А ты, Саш, пока посмотри там за порядком.
Через минуту Лев Александрович захрапел, а староста со смехом стал рассказывать присутствующим о его подвигах.
— Представляете, приходит ко мне сейчас отец Анатолий в кабинет, весь нервный. Я думаю: чего случилось? А наш Левушка уже с утра ужрался, начал порядок во дворе наводить. До какого-то интеллигента докопался, что тот якобы пьяный, и нехорошо в таком виде в общественное место приходить. И ведь выгнал мужика! А сам потом забыл, видимо, где находится, и прямо посреди двора хотел отлить. Ладно, что мы тут подоспели с отцом Анатолием. Я еле успел Леву до туалета довести. Хорошо, что он заснул, а то все же неудобно перед новым архиереем.
