Что такое любовь?
Не знаю.
У меня ее никогда не было.
Она вообще существует?
Сомневаюсь. С чего мне верить в любовь, если я никогда ее не видела? Если она есть только в кино и книжках. Ну или в жизни каких-нибудь невероятных везунчиков. Поверьте, уж я-то знаю.
Любовь — моя персональная химера.
Я смотрю в карие глаза, любуюсь их насыщенным цветом и красотой мужчины, которому они принадлежат.
— Блэр, ты такая красивая… такая мокренькая, — бормочет он, просовывая руку мне между ног. Осторожным вторжением пальцев раскрывает меня, настраивая мое тело на волну своих потребностей и желаний, подготавливая жаркими прикосновениями, которые разжигают в моем теле пожар. Он не впервые трогает меня так, но с каждым разом оно все лучше и лучше — ощущения всепоглощающие, пьянящие.
Один палец. Два пальца. Один палец. Два пальца. Один. Два. Один. Два. То быстро, то медленно. То глубоко, то у входа. Запретное блаженство.
Широко раздвигая для него ноги, я размышляю над тем, почему это приятно. Благодаря его стараниям или потому, что я отнимаю чужое и присваиваю себе?
— Не останавливайся… — выдыхаю я. — Мне так хорошо.
Окей, наверное потому, что в данный момент времени данный мужчина думает, что любит меня — и только меня одну, — какими бы фальшивыми ни были на поверку его признания.
Я закрываю глаза. Он целует меня так нежно, точно я сделана из стекла. Целует этим своим хорошо знакомым мне ртом, которым столько раз ласково мне улыбался. Атака его языка одновременно изнуряет и подстегивает.
* * *
— С тебя четыре доллара, конфетка, — с улыбкой говорит мне симпатичная бариста.
Я уже лезу за деньгами за капучино, как вдруг слышу низкий мужской голос.
— Я заплачу.
Откуда-то сзади выходит мужчина в бежевом костюме, становится рядом со мной и протягивает баристе купюру.
— Где-то я тебя видел… Ты не подружка Пейдж?
Улыбнувшись, я облизываю внезапно пересохшие губы.
— Спасибо. И — да… Я знаю Пейдж.
Он следит за кончиком моего языка, и улыбка на его красивом лице застывает. В глазах вспыхивают голодные искорки. Я мысленно посмеиваюсь. Кто бы мог подумать. Годами на меня не обращали внимания, а теперь я с такой легкостью разжигаю в мужчинах страсть.
— Не за что. Ты… — он прочищает горло, — ты здесь с кем-то?
Я качаю головой, глядя на него сквозь трепещущие ресницы.
— Нет. Я одна. — Сделав паузу, поощряю его прикосновением руки и улыбаюсь. — Хотите присесть?
Он оглядывает помещение кофейни, раздумывая, очевидно, над тем, стоит ли — уместно ли — принять мое приглашение, но уже через пять секунд снова переводит взгляд на меня.
— Конечно.
Вот так все и началось.
* * *
Кружатся бежевые стены.
Тикают часы.
Скрипят пружины матраса, а в окно мотеля светит луна.
Надо мной нависает мужчина, он целует меня, трогает пальцами, подготавливая меня для себя. Заботливый.
Его слюна смешивается с моей, я балдею от этого вкуса и умоляюще шепчу ему в рот:
— Пожалуйста. — Дотягиваюсь до его твердого члена и сжимаю его в кулаке. — Я готова.
Оторвавшись от моего рта, он начинает спускаться вниз по моему полураздетому телу.
— Блэр, ты уверена? Ты точно хочешь сделать это со мной?
Я открываю глаза, чтобы взглядом продемонстрировать, чего хочу от него… нет, насколько я в этом уверена. Наблюдая, как он сражается со своей совестью, невозможно удержаться от улыбки. Он спрашивает, уверена ли я. После того, как бессчетное множество раз отымел меня в рот, а его пальцы побывали во всех отверстиях моего тела. Вот смех-то. Но я решаю сжалиться над ним и не смеюсь.
— Да, да, уверена, — говорю я, отпускаю руки, и они мертвым грузом падают на дешевые простыни из шершавого полотна.
— Хорошо.
Кровать под моими бедрами проседает, и я инстинктивно раздвигаю ноги пошире. Смотрю, как он подносит упаковку с презервативом к лицу и надрывает ее зубами, любуюсь его безупречным, чувственным ртом, подчеркивающим, насколько он хорош.
Я довольна собой.
Довольна до усрачки, потому что он меня хочет.
Мистер Каллахан меня хочет. Нет, вы представляете? Меня. Жирдяйку Блэр. Неуклюжую, недостойную любви уродину Блэр.
Впрочем, теперь я далеко не уродина. То, что в детстве считалось жирком, теперь зовется грудью и попкой. Парням нравится. Они хотят меня. Хотят потрогать, пощупать, помять… ну, и перепихнуться, конечно. Мне приятно чувствовать себя желанной. Их внимание дарит мне ощущение силы, оно как тяжелый наркотик, бегущий по венам, — хочется еще и еще.
Мне нужно еще.
— Быстрее. — Мне лень изображать робость или застенчивость. В смысле, он же затем и привел меня сюда — чтобы заняться сексом, разве нет?
— Черт, Блэр, одну секунду. Я пытаюсь натянуть долбаную резинку.
Раскатывая на своем твердом члене презерватив, он пожирает меня глазами — мою голую грудь, лицо, раздвинутые ноги. Встряхивает головой, словно прочищая мозги, и бормочет:
— Ты такая красавица. Я так хочу тебя.
Мне не впервой слышать от мужчины такие слова. Джош тоже постоянно твердит, какая я красивая, само совершенство, и как сильно он меня хочет. Но он просто парень, с которым я иногда гуляю. И вообще, если постоянно повторять одно и то же, у слов теряется смысл.
