Свет в заброшенном доме - [13]

– Почему ты так говоришь, мой сладкий?

– Тогда вы будете спать со мной, а не с трактором.

Мама засмеялась.

– Оббо[24], мой сладенький, хитёр же ты… Ложись ко мне поближе, спинку почешу…

Ночью мы все видели во сне отца. Аману приснилось, что он ездит на папе верхом и папа будто бы скачет на четырёх ногах и ржёт по-лошадиному. Аману это нравилось, и он хохотал во всё горло.

Усмана папа повёл на праздник дынь и всё просил, чтобы много не ел, а то, мол, постель намочит ночью.

Зулейхе папа купил ситцевое платье и платок с кисточками, но подарок не отдавал, говорил, догонишь меня – получишь, и сам всё убегал и убегал…

Султан своего сна не запомнил. «А я его наяву видел, – клялся он и божился. – Вышел ночью во двор, смотрю, а папа дрова колет, своими глазами видел, умереть на месте, если вру!»

Помните, когда провожали отца, удрал наш осёл, и мы с папой долго гонялись за ним. Так вот этот случай мне и приснился в ту ночь. Осёл убегает. Мы за ним. Он бежит, мы за ним. «Папа, – взмолился я наконец, – бросим это дело, вы ведь опоздаете!» – «Нет, – будто бы отвечает отец, – мы должны его поймать и отдать учиться. Без знаний ишак никогда не станет человеком». И опять бежит дальше. Но вдруг кругом стало так много ослов, что жуть взяла. Они все встали на задние ноги, пасти пораскрывали, точно смеются, передними копытами машут, как кулаками, и двигаются на меня.

– Папа, папочка! – закричал я в ужасе и проснулся.

Отец, наверное, приснился и маме. Но какой это был сон, мы не смогли узнать. Потому что, когда мы встали, её уже не было. Мама давным-давно ушла в поле.

На базар с мамой

Сегодня воскресенье, в школу не идти. Не хотелось вылезать из тёплой постели. Мы лежали, рассказывали сны, слушали смешной лепет Рабии, когда вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась мама.

– Ой, горе мне, вы всё ещё валяетесь?! Ну-ка поднимайтесь! На базар отправляемся.

– Мы все?

– Все, все.

Вы б посмотрели, что тут началось: один ищет рубаху, второй прыгает на одной ноге, надевая брюки, третий бросился во двор умываться, а четвёртый плачет-надрывается: кто, мол, мне поможет одеться…

– Мама! – позвал неожиданно Аман.

– Что тебе, сладенький?

– Усмана не берите с собой.

– Это почему же?

– Он каждый день съедает края моей лепёшки. Обманывает, что верблюда изобразит…

– Ох, мошенник какой!

– И Султана не возьмём с собой.

– Хош, а его почему?

– Он всегда пугает меня шайтанами[25], когда ложимся спать.

– Я ему задам! – грозно пообещала мама.

– Мама, а вы купите на базаре мне петушка? – всё приставал Аман.

– Куплю, сынок. И Бибирабии тоже. – Погладила она голову Рабии, вертевшейся под ногами.

– Конфетного? – уточнила она.

– Да, доченька, конфетного петушка.

– Мне?

– Тебе, моя красавица, полную тюбетейку петушков куплю… – Мама нагнулась, расцеловала её в чёрные горящие глазки. Вы бы посмотрели, как преобразилась Рабия после этого: глаза прищурила, губки выпятила, голову наклонила набок и пошла петь-плясать.

Мама объявила, что новую одежду купит только тому, кто помоется с мылом. Тут уж пошла настоящая драка за кувшин с водой – каждый хотел умыться первым. А Султан, которого неделями нельзя было заставить прикоснуться к воде, приволок целое ведро и засунул в него голову по плечи, фыркал, отдувался.

Наскоро позавтракав, мы вышли в путь. Султан взял на руки Амана, я – Рабию, Зулейха несёт бутылку из-под хлопкового масла, Усман – узелок, бежим, несёмся, спешим на базар, мечтая поскорее облачиться в новые одёжки и пофорсить друг перед другом.

На базаре народу – не пройти, не протолкнуться. В одном ряду продают домотканую бязь, в другом – овощи и фрукты, тут зерно, там мука… Кто-то продаёт медный чайник и пиалы, кто-то – старые сапоги и кожаные ремешки, третий пытается сбыть всю в дырах войлочную кошму, какой-то чудак вынес на продажу недостёганное одеяло, хватает покупателей за полу, суёт одеяло под нос.

– Подходи, народ, слаще чем сахар! – надрывается продавец, взбивая в ведре половником похожую на облако нишалду[26].

– Половина сахар, половина мёд! – расхваливает мальчишка моего возраста варёную свёклу.

– Эй, совесть есть у тебя?

– Откуда нынче у людей совесть?!

– Вой-дод[27], у меня вырезали карман!

– Прочь отсюда, маслом измажешься!

– Я сшила это специально для сына, купите, не пожалеете!..

– А белой краски у вас нет?

– Товба! Да разве бывает белая краска?!

– Соседка сказала, бывает.

– Ну, она вас одурачила.

– Жаль козу, на сто рублей дешевле продал!

– Кто любит петь и плясать, купите патефон!

– Отнеси бабушке!

– Слыхали, соседушка, крыса судьбу предсказывает, оказывается…

– Так идём поскорее, невестушка, поворожим на Алимджана.

– Где это видано: за мешок моркови купил кило риса!

– А где продают рис?

– Эй, куда прёшь с ослом, олух?! Базар шумит и бурлит, переливается, гул стоит невыносимый. Отовсюду толкаются, напирают. Чтоб не потеряться, мы крепко держимся друг за друга. Впереди идёт мама, я – замыкающим, между нами – пятеро мал мала меньше. Кто-то спрашивает:

– Все эти ваши?

– Слава богу, мои, – улыбается мама. Другой возмущённо толкается:

– А вам-то что здесь, сидели бы дома!

Мама, оказывается, получила в МТС трёхмесячную зарплату и премии – почти целый мешок денег, потому купила нам всем новую одежду. Больше всех повезло Султану: ему купили хромовые сапожки со скрипом, рубаху зелёную трикотажную, расклёшенные брюки и расшитую узорами тюбетейку. Султан ну прямо женишком стал, хоть сейчас затевай свадьбу.