Свет в заброшенном доме - [12]

– Письмо от папы! – объявил Султан.

– Письмо?! – вскричала Зулейха.

В задней комнате, за остывшим сандалом[23] сидели остальные дети. Услышав наши крики, они высыпали во двор. «Папа приехал, папа приехал!» Я тоже был так рад, точно отец сам вошёл в калитку. Наш двор наполнился ликующими возгласами, счастливым смехом.

Мы гурьбой вошли в дом, зажгли коптилку, расселись вокруг сандала.

– «Здравствуйте, дорогие, – начал я читать. – Из дальних краёв сообщаю, что я, Мирзапалван, сын Ахмадпалвана, пребывающий под водительством мудрого командования, нахожусь в полном здравии.

Шлю пламенные приветы нашей второй половине Кароматбиби, днями и ночами не слезающей с трактора, умному сыну Арифджану, служащему матери сыном и дочерью, а братьям и сёстрам меньшим – братом и отцом, а также богатырю Султанбаю, скромненькой и малословной дочери Бибизулейхе, в которой отец души не чает, мастеру рисовать Усманджану дорогому, сыну-поэту, любителю сказок Аманджану родному, меньшенькой нашей дочурочке, щебетунье Рабиибиби, а также дядюшке Парпи, опоре нашей, ставшему отцом мне вместо отца родного, чьим заботам поручены мои птенцы, свету моих глаз, матери моей второй, тётушке Тухте поклоны мои низкие, самые наилучшие пожелания. Да пусть вам будет известно, что по сей день не довелось мне повстречать ваших сыновей Анарбая, Бурибая или Дехканбая. Наверное, они бьются на другом поле битвы. Гостинцы, что передавала им драгоценная тётушка, ношу с собой в мешке, при встрече непременно передам.

Долго не писал вам по той причине, что, прибывши в Ташкент, я разминулся с земляками, некому было написать письмо за меня.

Мы находились в пути целый месяц, днём и ночью ехали, вот теперь остановились в маленьком городке. Учимся стрелять из винтовки, заряжать пулемёт, ходить в атаку. Командиры мною довольны, говорят, способный. На днях, когда мы пошли в невсамделишнюю атаку, я всю дорогу нёс на плечах пушку, которая заряжается с дула. Большой командир похлопал меня по плечу: мол, хороший ты солдат. И на том благодарю аллаха.

Дорогой мой сынок Арифджан, я знаю, что тебе тяжело, но даже если так, ещё раз прошу тебя: берегите маму, не огорчайте её, ей тоже нелегко приходится, бедняжке. Помогайте чем можете, пока она не кончит сев.

Продали ли корову? Ведите её на базар несколько дней недоенной, тогда у неё будет тугое и большое вымя. Ещё, сынок, надо разрыхлить землю под виноградником, иначе лозы не дадут новых побегов. Знаешь, я оставил на нише, что в гостиной, фотокарточку, где снят с Ахунбабаевым на стройке Большого Ферганского канала. Она завёрнута в бумагу. Уберите карточку в сундук, целее будет.

И последнее, что я прошу у тебя, сын мой, учись хорошо, следи за тем, как учатся твои братики и сестрички. Хватит с нас и того, что мы с мамой неграмотные.

Это письмо написал мне парень из кишлака Курганча по имени Сагдулла Бурханов. Он назначен нашим командиром три дня тому назад, пришёл к нам прямо с поля битвы, он же и поведёт нас скоро в бой. Найдите время и сходите в Курганчу, сынок, передайте привет матери Сагдуллы. Бог даст, в скором времени свидимся.

Подписался за сим Мирзапалван, сын Ахмадпалвана».

Поверите ли, я трижды подряд, без остановки, перечитал письмо, а братишки и сёстры просили:

– Ещё, ещё!

– Читай ещё!

Наконец мы отправились с письмом к тётушке Тухте, за суюнчи. Тётушка совсем ошалела от нашей вести, то выскочит во двор, то вбежит в комнату, бесконечно повторяя: «Ой, боже, радость-то какая!..» Пошла за суюнчи в амбар, так вместо подарка поднос соли принесла…

– Тётя, кто это будет есть? – прыснул Султан.

– Вай, проклятая память! – засмеялась тётушка. Потом велела немедленно доставить письмо маме. – Вся-то она извелась, ожидаючи весточки!

Я засобирался в дорогу. Смотрю, Султан тоже начал натягивать свои рваные сапоги. Глядя на него, схватился за одежонку и Усман. Стало понятно, что в поле придётся идти всем гуртом.

Мамин трактор забрёл бог весть куда. Пока мы его разыскали, было, наверное, за полночь. Дело в том, что у трактора что-то сломалось и мы не могли найти его по шуму мотора. Мукаррам-апа жгла щепки, светя маме. Мама лежала под трактором, возилась с ключом, чертыхаясь.

– Арифджан, в чём дело? – заметила она нас.

– От папы письмо пришло! – зашумели ребята.

– Мёд вашим устам! – воскликнула мама радостно, но, как ни странно, не попросила письма, а взяла Рабиюбиби на руки, расцеловала её в глаза, приговаривая: «Моя добрая вестница!» Посадила Амана на колени, погладила по голове. В общем, всех нас обласкала по очереди, угостила зачерствевшей лепёшкой. Лишь после этого обратилась ко мне:

– Ну-ка, Арифджан, что там пишет папа…

Мукаррам-апа подбросила щепок в костёр, я прочитал письмо почти наизусть.

– Слава аллаху, жив-здоров… – вздохнула мама, когда я кончил. Потом вдруг заплакала громко, навзрыд…

Выяснилось, что трактор пустить сегодня невозможно. Мы все вместе собрались домой. Мама взяла Рабию на руки. Мукаррамапа – свою дочь, завёрнутую в чёрную лохматую шубу. За разговорами и шутками домой пришли быстро. Когда ложились спать, Аман вдруг пожелал:

– Мама, пусть ваш трактор больше никогда не исправится, ладно?