Свет в джунглях - [63]

Его воркотню никто не принимал всерьез. Все знали, что тотчас же после летучки он отправится на пункт первой помощи помогать доктору Биссаугави и до самого вечера будет терпеливо возиться с вновь прибывшими больными, вызывая улыбки на их лицах неожиданными и оттого еще более острыми словечками.

***

— У нас нет железа, нет жести, нет кирпича, нет черепицы, — говорил Швейцер и загибал пальцы. — У нас почти ничего нет для строительства, но строить мы будем. Мы с Акагой подумали над тем, что же у нас есть, и решили: для начала хватит... У нас есть лопаты, есть топоры и мотыги. Наконец, у нас есть руки.

Доктор поднял высоко над головой свои тяжелые, мозолистые и загорелые руки.

— Земли вокруг достаточно, — продолжал он. — Мы перебросим ее оттуда, где она лежит бесполезно, туда, где она будет с пользой служить нам. Вы, друзья, догадались, наверное, что мы с Акагой надумали строить дамбу.

В толпе зашумели. Те, кто жил на холме, считали, что им вовсе не обязательно участвовать в строительстве. Кто-то вспомнил, что собирался в ближайшие дни на охоту. Кто-то другой кричал о неотложной поездке к отцу жены в далекую горную деревню.

Тогда вперед выступил старик африканец, приятель покойного охотника Лунонги. Он начал издалека:

— Давно это было, когда Луна висела так низко над Землей, что с верхушки самой высокой пальмы до нее можно было дотянуться. Не знали тогда люди огня и освещали их днем — Солнце, а ночью — Луна. Вот однажды лесные люди обратились к людям саванны и предложили, чтобы те выделили двух самых сильных юношей. Юноши должны были забраться на верхушку пальмы и почистить Луну. Она к тому времени потускнела и светила слабо, особенно лесным людям, жившим в джунглях.

Пришли посланцы лесных людей к людям саванны, но те прогнали их и отказались выделить юношей. Они сказали: «Нам Луна и так хорошо светит».

И настала ночь. И Луна в эту ночь светила совсем слабо. И напали на людей саванны враги. И во тьме убивали их, дрожащих и ничего не видящих, и брали в плен их жен и детей.

И когда над старейшиной этого племени занес копье воин-иноплеменец, свершилось чудо: Луна засияла так ярко, что осветила ровным светом все вокруг. Это юноши из племени лесных людей добрались до нее и до блеска начистили ее серебряные бока.

Приободрились оставшиеся в живых воины из племени людей саванны. Они увидели врагов в лицо и смело бросились на них. И дрогнули враги. И побежали. И отправили тогда люди саванны к лесным людям послов с богатыми дарами, и рядом с послами шли два самых сильных, самых ловких юноши. Они шли на смену юношам из племени лесных людей, которые хорошо поработали в ту ночь...

Когда старик закончил свою речь, в толпе царило молчание. Акага воспользовался этим и крикнул:

— Желающие подходите получать лопаты!

Из толпы шагнули вперед несколько человек. Они направились к Акаге. Следом за ними потянулись и другие. Вскоре у сарая, где хранился рабочий инвентарь, выросла длинная очередь. Акага выдавал лопаты и предупреждал:

— Завтра, как только встанет солнце, приходите в ложбину. Оганга и я будем ждать вас.

***

В госпиталь стали приезжать новые добровольцы — врачи и медсестры. В письмах, которые друзья Швейцера присылали с вновь прибывающими в Ламбарене, как лейтмотив, звучал один и тот же вопрос: «Почему вы не приедете в Европу? Что вас еще держит в Африке?»

И доктор отвечал: «Долг. Так много старых, верных сотрудников после окончания войны вернулось на родину и так много прибывает новых, еще не привыкших к местным условиям, что я должен остаться с ними: здесь нужен сейчас мой опыт и авторитет».

Была и еще причина, которая удерживала доктора в Ламбарене и о которой он никому не писал и никому не говорил. Причина эта: страх перед послевоенным обликом Европы; издалека он виделся Швейцеру диким и ужасным.

Кроме того, прожив в Африке безвыездно последние восемь лет, Швейцер пустил в Ламбарене по-настоящему глубокие корни. Теперь он считал Африку своей второй родиной и свое будущее связывал только с ней.

Как-то, показывая госпитальный сад вновь прибывшим коллегам, доктор обратил их внимание на скромно цветущий куст.

— Взгляните сюда, — сказал он. — Это бузина, которую я привез из Гюнсбаха. Там она цветет в июле, а здесь вы видите ее цветущей в декабре. В чем дело?

А дело в том, что здесь она цветет дважды — в июне и в декабре! Эта бузина-переселенка показывает хороший пример. Сумейте и вы, друзья, цвести на чужбине дважды!..

В начале января 1948 года, незадолго до своей семьдесят третьей годовщины, Швейцер получил письмо от Базельской студии швейцарского радио. В письме доктора извещали о том, что 14 января 1948 года на коротких волнах из Швейцарии состоится передача, специально организованная для него, доктора Швейцера. К нему обратятся по радио несколько его друзей из Гюнсбаха.

Доктор ходил взволнованным.

«Кто бы это мог быть?» — размышлял он, перебирая в памяти старых гюнсбахских знакомых.

С помощью молодых врачей он настроил радиоприемник на нужную волну и стал ждать назначенного срока. И вот 14 января, когда в Ламбарене колокол звонил к обеду, из радиоприемника послышался знакомый бас. Сомнений быть не могло: голос принадлежал хорошо знакомому Швейцеру старому мэру Гюнсбаха.