Свет в джунглях - [62]

Особенно привлекали внимание доктора сообщения о многолюдных митингах, участники которых требовали запретить применение оружия массового уничтожения.

«Теперь, после Хиросимы, — думал доктор, — никто не может оставаться в стороне: эхо атомного взрыва отозвалось в каждом сердце. В новых условиях вопросы международной политики становятся делом совести народов мира».

Впоследствии эти мысли лягут в основу антивоенных статей доктора Швейцера и его знаменитой работы «Мир или атомная война?».

Между тем жизнь в Ламбарене шла своим чередом. И хотя с весны 1946 года почти полностью восстановилась связь с Европой, продовольствия и медикаментов доставлялось очень мало.

Марк Лаутербург в ожидании отъезда на родину занялся проверкой местных лекарственных снадобий. Он отправился в джунгли и более двух месяцев прожил в глухой деревушке, населенной пигмеями.

Местные жители, хорошо знавшие НʼЧинду по Ламбарене, ничего не скрывали от своего гостя. Вскоре Лаутербург установил, что постоянных лекарей у пигмеев нет. Их роль выполняют старейшина деревни или вождь племени. Знахарей-лекарей пигмеи называли «нзорксами», что в переводе означало «целитель».

Оказалось, что в качестве лекарств нзорксы широко использовали различные растительные вещества: отвары и припарки из трав, цветов, плодов, кореньев и коры деревьев. Из цветов дерева тоа и кустарника омбиенг приготовлялись, например, рвотные чаи. Плоды дерева кола оказывали эффективное стимулирующее действие. Употребление сока этих плодов позволяло пигмеям преодолевать большие пространства, восстанавливать силы и устранять усталость. Сок дерева икуй употреблялся против кашля, а в больших дозах — как снотворное средство.

Покидая гостеприимных хозяев, НʼЧинда увозил с собой эти и многие другие рецепты. Часть их затем нашла применение в госпитале на Огове.

***

Уже третий день с реки дул сильный ветер. Листья пальм на ветру словно вибрировали. К вечеру третьего дня с двух хижин сорвало крыши. Обветшавшие за время войны бараки трещали по всем швам. В госпитале опасались наводнения.

Альберт Швейцер чувствовал себя не совсем хорошо — сильно ныла спина, боль разламывала ноги — но лежать он не хотел. Взяв планшет и карандаш, он побрел к Огове. Встречные неодобрительно качали головами и советовали доктору вернуться домой. Он отшучивался и упрямо продвигался к реке.

Вот и Огове, вспененная, злая. Волны ходят по ней, готовясь ринуться на берег. Они ударяют в старые сваи и недовольно бегут вспять. Доктор идет вдоль ложбины. Вода по ней продвинулась особенно далеко. А за ложбиной — скат в сторону госпиталя. Еще немного — и вода хлынет к постройкам.

— Это, пожалуй, самое опасное место, — говорит сам с собой Швейцер. — Здесь мы возведем дамбу в первую очередь. Ее следует расположить, наверное, вот так.

И он тут же набрасывает на листе бумаги план расположения будущей дамбы. Вода лижет носки его сапог, но доктор не замечает ее.

Возвращаясь домой, он отдает распоряжение об эвакуации бараков, расположенных вблизи от ложбины, и о подготовке каноэ. Встревоженной Елене он говорит:

— Не волнуйся. Все обойдется. Только бы не было дождя.

Доктор тяжело ворочается. Нет, видно, не заснуть ему этой ночью! Он прислушивается: как будто кто-то осторожно постукивает под окном... В темноте трудно нащупать туфли. Доктор шлепает к окну босиком. Прижимает лицо к стеклу и всматривается во тьму. Прямо перед собой он видит блестящие белки глаз. Акага! Доктор распахивает окно.

— Можете спать спокойно, Оганга. Вода начала спадать. Ветер стихает, — говорит Акага.

Вскоре после отъезда супругов Лаутербург уехала Эмма Хойзкнехт. Собиралась навестить родину и Матильда Коттман. Швейцер и хотел удержать сотрудников в госпитале и не мог. Он понимал, как истосковались люди по родине, по родным и близким, как рвались они встретиться, наконец, с друзьями, взглянуть, что сталось с родными местами за годы войны. Поэтому, когда к доктору приходили с просьбой поехать в отпуск или решением уехать из Ламбарене навсегда, он не подавал и виду, что огорчен, от души желал уезжающим доброго пути и радостных встреч. Но оставшимся приходилось тяжело: на их плечи ложились двойные, а то и тройные обязанности. Акага замещал миссис Рассел и командовал строителями. Страсть к чтению помогла ему познакомиться с основами строительного дела и сдать экзамен на техника-строителя. Биссаугави заменял Марка Лаутербурга в операционной и одновременно заведовал пунктом первой помощи. Фрау Елена вновь взялась за руководство родильным отделением и сиротским приютом. Матильда Коттман осуществляла роль начальника штаба при Альберте Швейцере.

Когда врачи, медсестры и фельдшеры сходились на утреннюю летучку и Швейцер оглядывал их сильно поредевшие ряды, он говорил:

— Держитесь, друзья! Скоро мы получим новое подкрепление. Вернутся и те, кто отдохнул. Вчера я получил письмо от фрейлейн Эммы Хойзкнехт. Она пишет, что уже соскучилась по Ламбарене и собирается возвращаться.

Джозеф на это обычно ворчал:

— Все отдыхают, а нам здесь не до отдыха. И неизвестно, когда же мы сможем отдохнуть. Разве что на том свете...