Свет грядущих дней - [55]

«Никогда еще никого не встречали такими излияниями восторга, как Хелю в тот день, – вспоминала позднее Густа. – Невозможно описать, в какой экстаз привело всех это оружие»[357]. Люди заглядывали в комнату, где она отдыхала, только для того, чтобы увидеть сумку, висевшую на стене, а Шимшон, по ее воспоминаниям, «радовался, как дитя»[358]. Лидеры начали фантазировать: с этим оружием они смогут увеличивать свой арсенал в геометрической прогрессии. Это начало новой эры.

Однако у них не было никакой военной подготовки и даже элементарного боевого духа. Они чувствовали себя неловко, ведя членов своей организации к смерти – это еще мягко сказано, – и понимали, что им нужно сотрудничать с подпольем ПРП[359] – польскими коммунистами. Главным связующим звеном между ними была Гола Майр[360], темпераментная еврейская поэтесса, которую исключили из «Юного стража» за несколько лет до того за ее радикальные левые взгляды. Активная коммунистка, она была приговорена к двенадцати годам тюрьмы за организацию забастовок. (Ее речь в суде так тронула обвинителя, что он преподнес ей розы.) В хаосе, последовавшем за вторжением фашистов, Гола возглавила побег из женской тюрьмы и разыскала своего возлюбленного. Они поженились на советской территории, и он вступил в Красную армию. В конце концов, чтобы не угодить в нацистскую облаву, она стала скрываться и в полном одиночестве произвела на свет своего первого ребенка, собственной рукой перерезав пуповину.

Однако через несколько месяцев ей понадобилась помощь, и она пришла в гетто, где ребенок умер у нее на руках. Она работала на немецкой консервной фабрике, тайно протыкая дырки в жестяных банках, пока подобное вредительство не стало слишком опасным. Гола поддерживала связь с ПРП и, хотя партия была против сотрудничества с евреями, уговорила ее представителей помочь найти для них потайные убежища в лесу и проводников. В «Акиве» ее считали «свирепым бойцом с истинно женским сердцем»[361]. На ПРП, однако, не всегда можно было положиться. Однажды несколько ее членов должны были сопроводить еврейскую «пятерку» к повстанческой группировке, базировавшейся в лесу; вместо этого они обманули и выдали всю «пятерку». Бывали случаи, когда они обещали оружие и деньги, которых никто так никогда не увидел.

И еврейское Сопротивление решило стать самостоятельной силой. Молодые люди ели сухие корки, ходили в драных ботинках, спали в подвалах, но гордились своей деятельностью: они собирали деньги на оружие. «Техническое бюро» продавало фальшивые документы, похоже, кое-какие средства поступали от грабежей. Одна группа изыскивала способы добычи злотых, другая прочесывала леса в поисках мест для потенциальных баз. Хеля и еще две женщины разведывали, где есть безопасные дома вокруг леса. Других женщин отправили по близлежащим городам предупреждать людей о готовящихся «акциях». Густа находила места для укрытия, сопровождала группы в лес, консультировалась с руководителями и осуществляла связь между общинами. Она поддерживала контакт с Кельце, где товарищи спорили, на чем сосредоточиться: на спасении молодых еврейских художников или своих собственных семей. Группа разрабатывала разные планы и выискивала деньги, но Густа чувствовала, что они сами себя обманывают. Однако она не была тем человеком, который мог убедить руководство в чем бы то ни было.

Густу приводило в отчаяние то, что женщины не только были отстранены от участия в совещаниях высшего руководства Сопротивления, но и получали выговоры за то лишь, что «отвлекают мужчин». На первый взгляд, женщины были равноправны, в группе работало много активных женщин-лидеров[362] – и тем не менее, они оставались за пределами избранного круга тех, кто принимал решения. Ее тревожило то, что четверо их основных руководителей могут оказаться слишком горячими и упрямыми головами, но она утешала себя надеждой, что по крайней мере один из них будет помнить: каждая жизнь важна.

* * *

Стоял наполненный осенними ароматами октябрьский день, солнце еще хорошо пригревало, ничто не предвещало ничего необычного. Но то было утро массовой нацистской «акции» в Кракове. Она произошла на день раньше, чем ожидали участники движения, и застала их врасплох. Густа и ее товарищи не могли спасти своих родителей, едва сами вырвались из гетто живыми. Они спрятались на каком-то складе, потом перебегали из одного подвала в другой. Худшим, по мнению Густы, было то, что стояла абсолютная тишина. Если в других городах «акции» принимали гротескные, кровавые формы, когда целые семьи скашивали автоматными очередями, то здесь, в «столичном городе», все проходило без шума, при полном соблюдении порядка. Большинство евреев так ослабели от голода, что не могли даже кричать. Тишина, потеря близких, ужас – все это подстегнуло молодежь. Для того чтобы отвлечь нацистов и отомстить, они бросились на помощь.

В тот год выдалась на удивление красивая осень. «Листья сохраняли свою зеленую свежесть долго после окончания лета, – писала Густа. – Солнце превращало землю в золото и согревало ее своими благосклонными лучами»