Сверхновая американская фантастика, 1994 № 02 - [2]

Керры расступились, пропуская вперед проповедника. Длинный, костлявый, он злобно глядел на собравшихся из-под полей своей черной шляпы. Его глаза были налиты кровью.

— Разве не сказано в Писании, что негоже предаваться веселью в день отдохновения Господня, уподобляясь неверным филистимлянам?

Из толпы вышел Джок Армстронг из Сайда. Он напоминал гордого волка-одиночку, которому не писаны людские законы.

О том, что он был соратником Керров, напоминала бело-синяя ленточка на шляпе. Керры и Армстронги носили одинаковые цвета. Анну возмутило и напугало легкомыслие и беспечность Джока. «К чему привлекать внимание, зачем дразнить гусей», — рассердилась она.

— Ваша светлость ошибается, — вежливо начал Джок. — Мы простые люди, танцуем как умеем, нам чужие танцы не по вкусу, будь они французские или, как вы сказали, филистимлянские.

В ответ на дерзость Армстронга Керры грубо расхохотались. Элисон не сводила с Джока влюбленных глаз и не скрывала своего восхищения. Джок не побоялся дать отпор непрошеным гостям и стал героем дня. Анна вздохнула, надеясь, что Керры не бросятся рубить головы отчаянным опальным горцам и их восторженным подружкам.

Сухопарый проповедник с отталкивающей внешностью, тронув поводья, с угрожающим видом двинулся прямо на Джока.

— Я требую, чтобы вы прекратили эти языческие пляски. Они вас до добра не доведут. Я не потерплю воскресных шабашей с танцами, пением и играми.

— Но наш священник говорит, что в плясках и песнях нет ничего дурного, — мирно возразил Джок, указывая на невысокого, аккуратно выбритого человека, стоящего возле костра. — А по парламентскому указу мы должны слушаться только своего проповедника. И в наших краях он единственный пастырь.

— Ваш священник — отъявленный папист, вдобавок он вовсе не проповедник, а такой же неотесанный мужлан, как и вы все. Мне известно, что он целыми днями не просыхает от вина.

Священник рычал, как турок, которого окунули в святую купель. Он чувствовал себя чересчур уверенно. Анна подозревала, что уверенность ему придавали не только Керры. Похоже, его поддерживали куда более мощные силы. Например, Елизавета. Шотландцы приграничья не любили и боялись ее больше, чем всего шотландского парламента вместе взятого.

— Святой отец. — Джок непостижимым образом сохранял ледяное спокойствие и невозмутимость. — Макнаб — наш священник, а если он и пьяница, так все горцы пьют как королевские лососи. Мы привыкли к нему, и проповеди он читает ничуть не хуже трезвого.

Слушая эту беседу, Сессфорды не могли скрыть усмешки. Они явно были на стороне Джока. Простые, грубые, они и сами были не прочь выпить и приударить за девушками, независимо от дня недели.

Анна опять потянула Элисон за руку. Ей хотелось убежать отсюда.

Священник выпрямился в седле и сурово посмотрел на притих шую толпу.

— Ваши разнузданные, богомерзкие сборища давно запрещены законом. Вы не должны ни петь, ни плясать по воскресеньям, ни хлестать это вонючее пойло, ваше вересковое вино. — Он закатил глаза. — Пастух не должен пасти овец, мельник не должен работать на мельнице.

Священник приподнялся в стременах, его лицо покраснело, ноздри раздулись, глаза горели праведным гневом: — Женщинам нельзя торговать ни на рынке, ни где-либо еще. Пусть хлопочут по дому и ублажают своих мужей.

Это заявление было встречено оскорбительным заливистым женским смехом.

— Заткните ваши бесстыжие глотки! — взревел священник. От натуги его глаза чуть не вылезли из орбит. — Я приказываю вам разойтись и отправляться по домам!

Кто-то кинулся спасать котел с пивом, началась неразбериха, все смешалось, всадники принялись разгонять людей древками своих пик. Анна подобрала юбки и побежала вслед за толпой, не выпуская руки Элисон. Люди бросились к деревне. Анна успокаивала себя, говоря, что Джоку ничего не грозит и он может сам за себя постоять. Керры безуспешно пытались отрезать людей от деревни, загоняя их в лес. Появление в деревне было для них равносильно поражению. Вооружившись против своих обидчиков лопатами и ножами, горцы запросто могли одолеть конников. Спотыкаясь о корни деревьев, карабкаясь по каменистым склонам, Анна тащила за собой растерявшуюся Элисон.

Анна жалела добродушных горцев. Настал конец их привольной разгульной жизни.

Перейдя через быстрый ручей и взобравшись на высокий холм, обе женщины с облегчением опустились на мягкий, пружинящий мох. Под ногами шуршали крепкие стебли вереска. Отсюда хорошо был виден Тевиотдейл. Слезы навернулись на глаза у Анны. Деревья, искрящаяся вода, луга. Почерневшие, выжженные поля. На них, мирно соседствуя друг с другом, пощипывали травку жирные чероноголовые овцы Тевиота и белые Шевиота.

Пушистые ягнята, родившиеся весной, бродили по лугу, пошатываясь на еще нетвердых ногах. Издавна шотландцы жили на этих залитых солнцем высокогорьях и пасли свой скот. Они спускались вниз только в воскресные и праздничные дни.

— Он великолепен, госпожа, — выдохнула Элисон. Ее хорошенькое свежее личико обрамляли рыжие кудри.

— Кто великолепен? — спросила Анна, сразу догадавшись, о ком идет речь.

— Джок Армстронг, — последовал незамедлительный ответ. Девушка явно была без ума от Джока. Крутанувшись на носках, она мечтательно закрыла глаза.