Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий - [2]

Про банки Марина мало что знала. Не знала, в общем, ничего. Про их ограбления - тоже. Она здесь больше рассчитывала на меня. Поэтому я стал вспоминать, что же я знаю про банки и про их ограбления.

Потерять невинность мало. Нужны еще схемы банка: электричество, сигнализация, канализация, шифры, коды и так далее. И еще громкий голос. Громким голосом легче объяснить, что это ограбление и все, мол, суки, на хуй на пол, а деньги в сумку или куда там их принято складывать при ограблении.

Несмотря на отвращение к русской литературе, Марина гордилась тем, что она - тезка Марины Цветаевой. Она считала Цветаеву первой официальной русской феминисткой. Я предпочитал Марину Мнишек, - из всех Марин русской жизни мне она была наиболее близка. И, кстати, имела куда больше прав, чем Цветаева, считаться первой официальной русской феминисткой.

Цветаева - самое незащищенное место русской женщины. Я боялся, что Марина пойдет на ограбление с Цветаевой.

Марина не собиралась идти на ограбление банка с Цветаевой. Но и ничего не планировала. "Ты - еврей, а значит - умный, - говорила Марина. - Ты сам во всем разберешься". "Я еврей на самом низком уровне, - объяснял я Марине. Выше этого уровня я - стандартное русское чудовище, для которого все еврейское - пустой набор звуков. Дальше я путаю синагогу с Сенегалом, иврит с домкратом, а Иерусалим с райисполкомом". Но Марину это мало интересовало. Впрочем, она заботилась о моем здоровье. Как раз бушевала эпидемия гриппа, и врачи рекомендовали чеснок как лучшее превентивное средство. Марина была полностью согласна с врачами. Марина не клала мне чеснок разве что только в чай, кофе и сигареты. Все остальное я ел и пил с чесноком. От меня не просто пахло чесноком; от меня не пахло ничем иным, кроме чеснока! Если мы пойдем на ограбление с оружием, она мне положит чеснок и в оружие.

Смена тысячелетий - это всегда раздражение. Раздражение всего. В том числе и тела. У меня постоянно зудел анус, - как будто я гомосексуалист. Как будто меня только что выебали и у меня вскочил прыщ там, где меня выебали. Но этого не может быть! Меня, кроме меня, не может выебать никто! Разве что только смена тысячелетий. И ограбление банка.

Я стал завидовать простым обычным людям. Их не ебет смена тысячелетий. Они ее не драматизируют и переживают спокойно. У них не бывает приступов феминизма. Они умеют терпеливо ждать, пока в России все наладится, и не собираются грабить банки.

В банке нас не ждут. Нас ждут в банке. Банк придуман для того, чтобы мы его ограбили. У меня уже была такая идея в детстве, - что весь мир придуман только ради меня. Я один в нем настоящий, а все остальные в нем актеры. Они все меня разыгрывают. Они все от меня скрывают какой-то другой мир. Это не эгоцентризм, это - довольно точное ощущение мира. Метафизика русского детства иногда пересекается с Голливудом. В Голливуде через двадцать пять лет после моего русского детства сняли фильм "Шоу Трумэна", где только один человек как человек, а все остальные - актеры. Он не знает, что все вокруг кроме него актеры и что за каждым его шагом следят камеры, и все это показывают как сериал по телевизору. Сериал как жизнь конкретного человека, который не знает, что его постоянно снимают, а все остальные актеры все знают и специально ставят его в разные ситуации. Он думает, что он живет в настоящем мире. В конце концов он понимает, что все вокруг актеры и говно. Я тоже считаю, что, кроме меня, все говно. Это не значит, что я - не говно. Я - самое настоящее говно. Но все остальные - неподлинное говно. А я - настоящее говно! Именно такому и заниматься ограблением банка.

Банки грабить не надо. Скорее всего, в них после кризиса семнадцатого августа все равно ничего нет. Русский банк очень напоминает русскую литературу; в нем также невыносимо скучно. А русский банкир - как русский писатель; он знает какую-то правду, но никогда ее не скажет. Грабить надо русскую жизнь. Но в русской жизни, как и в банках, ничего нет. Грабить ее бесполезно. В ней тоже скучно и она тоже ничего не скажет. Надо подождать, пока там начнется, оживет, оторвет яйца, себя покажет. И вот тогда уже русскую жизнь можно будет спокойно грабить! Но до этого слишком далеко. Марина устала ждать. Поэтому пока приходится грабить банки.

Нужны, конечно, еще какие-то люди. Двоим будет тяжело. Нужны товарищи. Компаньоны. Соратники - для шухера. Для прикрытия. Для каких-то непредвиденных обстоятельств. Я банки не грабил, но знаю, что при ограблении банка могут быть непредвиденные обстоятельства.

Соратников надо искать из ровесников. Молодежи я не верю. Молодежь, конечно, любознательна и романтична. Для нее ограбление банка - увлекательное приключение и социальная игра. Но это еще и испытание. А молодежь не готова к испытаниям! Молодежь не прошла проверку советской властью и русской литературой. Поэтому молодежь может подвести! Ровесники тоже могут подвести. Но ровесники все-таки прошли испытание и советской властью, и русской литературой.

Дальше началась рутина. Я подходил к разным банкам с разных сторон. Сравнивал, чем один банк по расположению в пространстве и структуре отличается от другого. Чертил схемы. Сидел в засаде. Купил темные очки. Ставил командный голос для криков при ограблении. Учился не бояться собак и милиции. Одновременно учил не бояться собак и милиции Марину. На всякий случай слушал блатные песни и читал детективы - там могут быть необходимые подробности. Искал смелых и вразумительных людей. Смелые люди не всегда вразумительные. Вразумительные не всегда смелые. Чтобы человек был и тем, и другим, - это большая редкость. А найти такого - большая удача. Такие люди, как правило, не на виду и сами не знают, что они не только смелые, но и вразумительные.