— Ни одна кандидатка не оставит тебя в покое, — честно сказал Рино. Вопрос согласия короля он деликатно обошел, и воображение охотно нарисовало мне почтенного седого папашу Третьего, величественно восседающего с точно таким же «черта с два!» на лице.
— Просто потому, что меня он выбрал сам? — недоверчиво переспросила я. — Как по мне, это выглядит унизительно в первую очередь для самой кандидатки.
— Ты говоришь с позиции человека, который всю жизнь выбирал сам, — криво улыбнулся Третий. — Ни мне, ни женщинам, которых будет рассматривать семья, никто и никогда не позволял подобной роскоши.
Рино смотрел прямо и серьезно. Мира с нескрываемой жалостью переводила взгляд с меня на принца и, кажется, едва справлялась с желанием загнать Третьего на пентаграмму Равновесия немедленно.
Я наконец вспомнила, что ее муж остался сиротой из-за королевы, которая не смогла простить собственной фрейлине однажды сделанный ею выбор, и заткнулась.
Но напряженная тишина повиснуть не успела. В коридоре раздался хорошо поставленный, очень властный голос, возмущенно выясняющий у кого-то подвернувшегося под руку, почему его хозяйку сочли допустимым оставить ждать в пустых покоях и точно ли подвернувшийся под руку в курсе, с кем имеет дело.
Заглянувший в гостиную дежурный телохранитель (я уже махнула рукой, не пытаясь запомнить, чей именно) выглядел слегка пришибленным и бледным, но поклон отвесил согласно всем придворным традициям.
— Ваше Высочество, — обратился он. — Там…
— Мы уже слышим, — широко и немного нервно улыбнулся принц. — Пригласите госпожу сюда, пожалуйста.
— Ты об этом пожалеешь, — на всякий случай предупредила я.
— Позволь не согласиться, — усмехнулся он.
Я великодушно позволила («Ну-ну, попытайся ей понравиться!») и встала из кресла.
Вовремя. В комнату как раз ворвался черный смерч, крушащий все на своем пути — властностью потомственного врача, весьма специфическим характером и внушительным черным же чемоданом, которого одинаково боялись и в королевском дворце, и во всем Канаиле.
— Привет, мам, — обреченно поздоровалась я, и смерч на мгновение притормозил, звучно хлопнув дверью прямо перед носом у телохранителя, бдительно проверяющего сохранность доверенного ему клиента.
У нас с ней нет ни единой общей черточки. Мама — высокая, очень смуглая, темноволосая, в неизменном деловом костюме на редкость траурного цвета, который перед каждым выходом приходится по полчаса чистить от белой собачьей шерсти, потому что любой волосок сразу становится заметен; про таких, как она, говорят — «жгучая брюнетка». Хотя лично у меня она всегда ассоциировалась скорее с готовым вспыхнуть угольком.
Как у нее получилась я — мелкая, плоская, рыжая и бледная, с неизбывной любовью к безразмерным футболкам и ярким принтам, — тот еще вопрос. Мама всегда говорила, что я пошла в папу — но тот, по крайней мере, был выше ее на какой-никакой, а пяток сантиметров.
— Ну, привет, — зловеще отозвалась мама и перевела кейс в атакующую позицию. — И что, позволь спросить, ты опять натворила, что тебя тут держат под замком?
Я с трудом удержалась и от замечания, что под замком меня держали вовсе не тут, и от напрашивающегося ответа: «Переспала вот с этим», — который грешил излишней честностью. И тогда передо мной во всей красе встал вопрос: в чем из уже натворенного можно сознаваться, а о чем лучше бы все-таки промолчать?..
— Познакомилась со мной, — опередив меня, покаялся Его Высочество и поклонился — неглубоко, но изящно. — Доброе утро, госпожа Гирджилл. Надеюсь, леди Джиллиан в порядке?
— В полном, — кивнула мама, едва заметно поджав губы, что значило, несомненно, традиционно не озвученное «…во многом благодаря мне». — Все подписанные заключения и сопутствующие рекомендации я оставила Ее Высочеству, и Вы сможете с ними ознакомиться с позволения миледи. Не затруднит ли Вас, милорд, указать, где я смогу поговорить с моей дочерью наедине?
— Разумеется, — вежливо кивнул принц, — но прежде позвольте украсть у Вас несколько минут.
По его знаку из гостиной мгновенно исчезли три телохранителя плюс еще один ранее мной незамеченный и вовсе незнакомый, но дисциплинированно раскланявшийся с Рино господин, сам Рино и его супруга, воодушевленно пожирающая глазами светило иринейской медицины. Тишина и покой были восстановлены в кратчайшие сроки.
Но маму такое положение вещей, разумеется, не устраивало категорически.
— Кейли, ты не выйдешь на время осмотра? — равнодушно поинтересовалась она и привычным движением пристроила чемодан на столик, зловеще щелкнув замочками. — Что Вас беспокоит, Ваше Высочество?
— Здоровье Вашей дочери, — с непроницаемым лицом ответил принц. — Присядьте, госпожа Гирджилл.
Ей хватило одного взгляда на то, как мы стоим рядом друг с другом. Мама поджала губы, уселась в указанное кресло, держа спину так прямо, что при желании ее можно было использовать как эталон линейки, и воинственно скрестила руки на груди.
— До меня доходили слухи, но я не сочла необходимым обращать на них внимание, поскольку звучали они крайне глупо, — сурово поведала целительница. Смуглость кожи успешно скрывала подступающую к щекам болезненную бледность, но я уже привыкла различать малейшие оттенки ее лица. — Выходит, это Вы выходили на связь со мной, Ваше Высочество?
