Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах - [77]

В разговор вступил Ат-Тахир ар-Равваси:

— Сейф ад-Дин уже давно как не имам. Он стал, как говорится, серединкой на половинку, одна нога в раю, другая — в преисподней.

— Как и все теперешние, — добавил Саид, — теперь все серединка на половинку.

Махджуб запыхтел, как верблюд в жару. Ат-Тахир промолвил:

— А ты, Законник? Тоже стал с этими нынешними или все еще упорствуешь, как Махджуб Леопард?

Саид замолчал на минуту: видимо, старое прозвище застигло его врасплох, потом сказал полушутливо, полусерьезно:

— Времена, когда были законы, аллах помянет добром. Сейчас сыновья Бакри называют меня Саидом Баламутом. Того, кто ищет правды в нынешнее время, зовут баламутом.

Махджуб добавил тем же тоном:

— Дай бог, чтоб сыновьям Бакри не поздоровилось на этом свете.

Я спросил Махджуба, что сделали дети Бакри. Он бросил:

— Спроси Саида. Он тебе скажет.

Во время этого разговора Абдель-Хафиз, что-то бормоча, совершал омовение. Когда позвали на молитву во дворе мечети, он тотчас вскочил:

— Совершим молитву, пока не поздно.

Я ждал, что же произойдет дальше. Махджуб тоже встал, опираясь на посох, ворча и вздыхая:

— Я тоже пойду домой. Уже ночь.

Саид прокричал им вслед:

— Не придете поужинать с нами, хотя бы ради гостя?

Махджуб пошел, словно ничего не слышал, а Абдель-Хафиз ответил издалека:

— Ужин не уйдет, а на молитву в мечети нельзя опаздывать.

Ат-Тахир ар-Равваси подошел и сел рядом со мной на диван. Некоторое время мы оба молчали. Я прислушивался к звукам ночного Вад Хамида: блеянию овец, мычанию коровы, реву быка, шуму деревьев, мелодии передаваемой по радио песни. Неведомо откуда, то затихая, то усиливаясь, доносились нестройные крики, и было неясно, то ли кого-то хоронят, то ли справляют свадьбу. Нельзя было понять, откуда эти крики доносятся — с южной или с северной стороны. Свет автомобильных фар приближался, становясь все ярче, и, внезапно вспыхивая, исчезал. С берега реки доносился шум водяных насосов, свежий ночной ветерок шелестел ветвями пальм. Лавка Саида, песчаная площадка перед ней, ночь, звезды — все было обычным, знакомым. Ат-Тахир ар-Равваси промолвил:

— Бедняга Махджуб постарел.

Саид обратился к нему из дальнего угла лавки:

— А ты, Вад ар-Равваси, отчего не стареешь? Ведь ты всех нас старше.

— Потому что сердце мое давно уже успокоилось. А у таких, как Махджуб и ты, сердца горячие, беспокойные. В наше время надо только стоять в стороне, наблюдать издалека и диву даваться.

Саид вышел и сел рядом с нами на диван. Я сказал Саиду:

— Все на свете ветшает, а вот этот диван не меняется.

Засмеявшись, Саид ответил:

— Ведь его делал Вад аль-Басыр, да помилует его аллах. Вот он и прочный, как железо. А современные вещи — одна труха.

Ат-Тахир сказал:

— А Махджуб со своим горячим сердцем нажил себе астму.

— Ей-богу, брат, все мы теперь стали не приведи господь! — добавил Саид. — Если не астма, то либо рези в почках, либо колики в желудке, либо больные суставы. Боже милосердный!

— А все потому, что не слушаете добрых советов, — возразил Ат-Тахир. — Я давно вам говорил, нужно принимать настой из верблюжьего сена и имбирь. Имбирь утром натощак, а верблюжье сено — перед сном. Еще хорошо выпивать каждый день стакан жидкого коровьего масла.

— Мы все лекарства испробовали, свои и иностранные, и все без пользы, — возразил ему Саид. — Делали уколы пенициллина с витамином, пили настой нильской акации и харджаля[42], грызли чеснок и лук. Одни советуют «приготовьте настой хны», другие — «вдыхайте дым райского банана». Эх, добрый человек, что теперь говорить о здоровье!

Ат-Тахир согласился:

— Ей-богу, ты прав. Нет ничего дороже здоровья. Знал бы ты, милый человек, сколько могла поднять эта спина. Каждый был как здоровенный мул: лягнет по горе, и гора рухнет.

Снова воцарилось молчание, напомнившее мне о прежних днях, о тех днях, когда Ат-Тахир ар-Равваси и его друзья — «шайка Махджуба» — сидели на куче песка перед лавкой Саида, и Ат-Тахир ар-Равваси, вдыхая полной грудью, говорил: «Уходят старые времена и приходят новые».

Ат-Тахир ар-Равваси глубоко вздохнул, насколько позволяли легкие человека, которому перевалило за семьдесят, и проговорил:

— Эх, хаджи[43] Саид, где нам еще доведется увидеть такие денечки?

Внуки Саида расстелили циновки перед входом в магазин и поставили на них большой низкий стол. Мы втроем поднялись и подсели к нему. Не успел Саид снять со стола покрывало, как появился Абдель-Хафиз. Усевшись между нами, он произнес:

— Ну, что я вам говорил: ужин не ушел?

Саид сказал ему:

— Твоя молитва, хаджи, дошла по назначению.

— Имам только вот сегодня болен, — ответил Абдель-Хафиз.

— Кто же его замещал? — спросил Ат-Тахир.

— Не строй из себя глупца, Ат-Тахир, — проговорил Саид. — Разумеется, заместитель. Раз имама нет, то кто еще будет читать молитву?

Я сказал Абдель-Хафизу:

— Конечно, заместитель имама — это ты?

— Саиду и Вад ар-Равваси только бы насмешничать, — возразил Абдель-Хафиз. — Дело тут не в председателях и заместителях. Когда имама нет, любой может заменить его на молитве.

— Да что говорить, — сказал Ат-Тахир. — Имам давно жалуется на нездоровье и молитвы-то читает нехотя. Что скажешь, хаджи Абдель-Хафиз, не стать ли тебе имамом?