Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах - [79]

Марьюд был доверенным лицом и заместителем своего деда. Помню, как сильно я был удивлен, когда впервые узнал об этом. Марьюд был старше меня приблизительно на год. В то время ему было не больше пятнадцати лет. Он пришел к моему деду поздним утром. У деда находились Мохтар Вад Хасаб ар-Расул, Хамад Вад Халима и я. Как всегда, я сидел в самом углу и отвечал только, если ко мне обращались с вопросами, и то не более чем одной или двумя фразами. Марьюд вошел и поздоровался, назвав каждого просто по имени, не добавляя, как принято в таких случаях, «дядюшка» или «дедушка». Затем он сел, не дожидаясь приглашения, напротив моего деда. Он не был наглым… нет, но его самоуверенность граничила с наглостью. Он не стал терять время на обмен любезностями, а сразу перешел к делу, заговорив с дедом и совершенно игнорируя двух других взрослых мужчин:

— Бендер-шах говорит, что купил у тебя теленка.

Дед возразил:

— Бендер-шах волен покупать или не покупать, но я ему не продавал.

Марьюд засмеялся:

— Если Бендер-шах что-то купил у тебя, то, значит, ты ему это продал.

— Но твой дед давал двенадцать фунтов[45], а я прошу семнадцать.

Ничего не ответив, Марьюд вынул из кармана несколько банкнот и протянул их деду. Тот взял деньги, не считая, однако какое-то мгновение подержал их на ладони, словно взвешивая. Потом сказал:

— Теленок привязан к стойлу. Иди возьми его.

Марьюд, который уже приготовился уйти, засмеявшись, ответил:

— Теленка я пригнал с восходом солнца. Его мясо сейчас жарится на огне, если только его уже не съели.

Когда он ушел, я спросил деда:

— Сколько он заплатил?

— Двенадцать фунтов, — сказал дед.

Я взял банкноты и пересчитал их. Действительно, двенадцать. Дед, забирая деньги у меня из рук, проговорил, заметив мое удивление:

— Я сделал это только ради мальчишки. Во всяком случае, лучше иметь дело с ним, чем с его дедом.

В то время мой дед вполне соглашался с таким ненормальным положением вещей. Я заметил, как узенькие глазки Мохтара Вад Хасаб ар-Расула расширились от неподдельного восхищения. А Хамад Вад Халима так и впился глазами в Марьюда, когда тот, хохоча, выходил из комнаты: он смотрел на него так, как смотрит обыкновенный человек, сотворенный из праха, на ангела, спустившегося с небес. Не скрою, что все это произвело на меня впечатление. Я чувствовал себя в те минуты так, словно являюсь свидетелем чуда. И если бы кто-нибудь сказал мне в тот день, что Марьюда избрала сама судьба, чтобы заключить мир между прошлым и будущим, то я бы поверил. Как, впрочем, поверил бы и мой дед, несмотря на всю свою осмотрительность, как поверили бы все жители города.

Но что было после этого! Из дальних пещер и подземелий, дико завывая, вдруг подули ураганные ветры. С крыш домов и с ветвей деревьев, с полей и из пустынь, с горных вершин и из-под копыт коров стали скакать яростно вопившие джинны. Потом весь этот шум и вопли слились в одном слове: «Бендер-ша-а-х!» Я и сейчас, несмотря на то что прошло столько времени, не могу вспомнить об этом утре без содрогания. Будто страшная, грозная птица вырвала город с корнем, подхватила его, понесла в своих когтях, а потом сбросила его вниз с головокружительной высоты. Меня словно парализовал какой-то летящий и гогочущий кошмар, я был не в состоянии даже шевелиться. Под нашими ногами словно разверзлась зияющая пучина. Люди в панике беспорядочно сновали туда и сюда, искали неизвестно что, искали источник и первопричину, а их-то и не было. Картины всего виденного, едва успев запечатлеться в голове, дробились на мельчайшие кусочки, и вместе с ними дробился мир. В тот день я видел Хамада Вад Халиму: он то продвигался вперед, то откатывался назад, словно спящий или мертвец, которым играют невидимые силы.

Среди картин этого кошмара мне запомнились женщины с непокрытыми головами, с лицами, осыпанными пылью. Они цеплялись за мужчин со скрученными за спину руками, которые были привязаны грубой толстой веревкой к седлу верблюда. На верблюде сидел солдат с винтовкой. Десятки людей преграждали ему дорогу. Потом раздался страшный грохот, все завертелось и смешалось, и из отдельных кусков сложилась целая фигура. Это был Бендер-шах в образе Марьюда пли, может быть, Марьюд в образе Бендер-шаха. Он словно восседал на троне этой сумятицы, словно держал обеими руками нити хаоса. Он был одновременно в самой гуще хаоса и над ним, подобно ослепительному, все испепеляющему лучу.

Мы были похожи на огромную стаю встревоженных птиц, которые с оглушительным карканьем разлетаются, слетаются, поднимаются вверх, стремглав падают вниз, кружатся вокруг друг друга. В то утро прошлое и будущее были повержены, и не было никого, кто бы предал их прах земле, кто бы их оплакал.

Да, конечно, было и другое. Был сосед Масуд, обладавший приятным голосом. У него был звонкий, чистый смех, напоминавший мне журчание ручья. И было время сбора фиников, как об этом говорилось в одном давнем рассказе, и их, как там описывается, везли на верблюдах и ослах, и был разговор между моим дедом и соседом Масудом и между мною и дедом.

Возможно, смысл этого события в моей жизни раскрылся бы со временем, но, проснувшись однажды утром, мы внезапно поняли, что ни в чем не уверены.