Суровый берег - [6]

Капитан подошел к дому, когда уже совсем стемнело.

Светя фонариком, он прошел под арку ворот, нашел лестницу, поднялся на площадку верхнего этажа. Здесь в конце коридора находилась квартира, в которой жила подруга сестры Галина. Евгения могла переселиться сюда.

В разбитые окна тянуло холодом, где-то под лестницей пискнула крыса. Запах покинутого жилья и тишина говорили о том, что люди давно отсюда ушли. Однако Комаров хотел проверить. Он надеялся, что, может быть, кто-нибудь не уехал или Галина оставила какой-нибудь след. Комаров знал житейскую практичность Галины, но она сама всегда вызывала в нем чувство неприятного удивления. Все в ней было подчеркнуто и фальшиво. И манера одеваться, и, в особенности, выщипанные брови на сером, мясистом лице.

Галина сочиняла стихи, одно время где-то служила, а в общем жила неизвестно для чего и чем. Как это она не удрала из города при первой эвакуации?

Освещая фонарем пол и стены, Комаров двинулся по коридору. Дверь в комнаты Галины была не заперта. Несколько озадаченный, он вошел в прихожую и чуть не упал, споткнувшись на разбросанные поленья. Очевидно, кто-то недавно колол здесь дрова. Потом заметил разбитое стенное зеркало. Разрушение коснулось и этой квартиры, где прежде один из старых жильцов — валторнист театрального оркестра — каждое утро, нацепив женский фартук, сам наводил порядок.

Комаров перешагнул поленья, затем подошел к следующей двери и постучал. В комнате было тихо. «Неужели ошибся?» подумал он с тревогой и хотел стукнуть еще раз, но в соседней комнате вдруг приоткрылась дверь, и на пороге показался высокий мужчина с таким большим лицом, какого Комаров еще никогда не видел. Освещенное через раскрытую дверь, оно казалось вырубленным из цельного куска дерева, а необычайная бледность придавала ему особую выразительность.

— Кто там? — спросил мужчина негромко.

— Мне нужно Галину Викторовну, — сказал Комаров, радуясь, что нашел хоть одну живую душу, и в то же время не в состоянии оторвать свой взгляд от лица незнакомца. — Она дома?

— Сюда, — сказал мужчина все так же немногословно и, пропустив Комарова в комнату, запер дверь на ключ.

Галина расширила свои владения. Как видно, эта комната тоже принадлежала теперь ей, и плотная шелковая портьера заменила дверь. Массивная мебель, горка с хрусталем, серебряная посуда, ковры — все было чисто, нигде ни пылинки. У большой кафельной печи лежало несколько поленьев. За портьерой раздавались голоса.

Сверкающая обстановка и теплота здесь, в мертвом доме, рядом с разрушенными зданиями и улицами, поразила Комарова настолько, что он некоторое время стоял недоумевая и не решаясь итти дальше. Высокий и худощавый, в грубой, одубелой шинели, перетянутой поясом, в помятой фуражке, он стоял среди лакированных кресел, хмуря широкие брови и поглаживая заросший щетиною подбородок.

— Сюда, — снова повторил большелицый мужчина и, опираясь на палку (Комаров только сейчас заметил, что он хромает), подошел к портьере, распахнул ее своею палкой.

— Еще гость, — сказал он бесцеремонно, направляясь в соседнюю комнату, — с фронта.

На широкой тахте сидело несколько человек. Двое мужчин, в военной форме, но без знаков различия, какая-то маленькая, черная, похожая на птицу женщина и сама Галина. Еще одна женская фигура виднелась возле топившейся круглой печки, но Комаров не сразу ее разглядел.

При входе Комарова Галина сощурилась, приподняла голову, затем, узнав гостя, быстро соскочила с тахты.

— Николай Петрович! Какая прелесть!

Она заставила его снять шинель тут же в комнате, взяла фуражку, представила всем, освободила место рядом с собой. Но Комаров сел в какое-то неудобное кресло.

— Я на минуту, — сказал он. — Не беспокойтесь.

Большелицый человек остался стоять у дверей.

Комната Галины тоже мало походила на прежнюю. Тяжелые портьеры, бронза, картины — все было как в мебельном складе или в комиссионном магазине и, очевидно, попало сюда недавно. На столе стояли кофейник, чашки и пустая бутылка из-под вина.

При входе Комарова мужчины, сидевшие на тахте, неторопливо переглянулись, и один из них, похожий на грузина или армянина, с небольшими усиками, выразительно поглядел на большелицего.

Комаров ничего не заметил, но вид этой компании среди непонятно как попавшей сюда дорогой обстановки еще больше усугубил в нем чувство настороженности и неприязни. Не время сейчас для сборищ, когда в городе уже нечего есть и умирают люди.

Он оглянулся кругом, словно желал еще раз убедиться, и увидел внимательно наблюдающую за ним девушку, ту, что сидела возле печки. Девушка сразу же отвернулась, Комаров разглядел ее рыжие косы и узкие плечи, обтянутые серым вязаным свитром. Неизвестно почему Комарову показалось, что она тоже здесь чужая.

Между тем Галина жаловалась на войну, бомбежки, невыносимую жизнь, сообщила, что сама она тоже служит в воинской части «на передовой», пишет стихи для газеты и только ночует дома. А на вопрос Комарова о сестре сказала, что та жила у нее всего два дня, а потом устроилась где-то на Мойке.

— Мы с ней немного поссорились, и она, глупая, уехала. Она ведь упрямая, прелесть.