Суровый берег - [7]

— А сын?

— Мальчик с ней. Большой, тихий, только очень изголодался. Я видела, как он сразу съедал свой дневной паек.

Она говорила об этом спокойно, даже несколько сочувственно, а у Комарова по спине пробегали мурашки. Комаров решительно встал, потянулся за шинелью.

— Может быть, вы знаете хотя бы приблизительно ее адрес? — сказал он, перебивая ее на полуслове. — Извините, у меня очень мало времени. Мне нужно найти их до отъезда.

Все эти люди еще более стали ему неприятны, и он хотел поскорее уйти.

— Не знаю… Может быть, она эвакуировалась?.. — протянула Галина, наморщив лоб. — Постойте. — Она обернулась к человеку с усиками. — Ты не знаешь, Витя, когда приедет Лазарь?

— Нет, — ответил тот небрежно.

— Досадно… Он, кажется, видел Женю на днях… А вы не знаете, Букалов?

Это относилось к большелицему. Но тот ничего не ответил.

Комаров молча надел шинель, приладил пояс.

— Я слышала, что он обещал прийти в девять, — сказала вдруг девушка, сидевшая у печки. — А сейчас около девяти.

Комаров обернулся и увидел бледное, худощавое лицо, детские губы, серьезные, немного шире обычного расставленные глаза. Рыжие волосы, туго заплетенные в косы, обрамляли чистый, открытый лоб.

Замечание девушки встречено было компанией настороженно. Комаров заметил, как нехорошо посмотрел тот, кого Галина называла Витей, а второй, низенький, перестал шептаться с женщиной, похожей на птицу.

Но Галина уже отобрала у капитана фуражку, заставила сесть на место.

— Ну вот, — сказала она восторженно. — Всё устраивается. Лазарь вам скажет адрес.

Она снова уселась на тахту, непринужденно подобрала ноги, но Комаров видел, что она старается не глядеть на остальных, в особенности на большелицего, по-прежнему стоявшего у двери, и на человека с усиками, который достал портсигар и нервно, вызывающе щелкал крышкой.

Только надежда получить адрес удержала Комарова. Теперь ему стало ясно, что вся эта публика собралась по каким-то своим делам и то, что он задержался, их раздражает. «Вороны!» неожиданно подумал он. Все это еще более усилило его неприязнь, и он чувствовал, как время от времени у него замирало сердце — знакомое состояние, когда он не мог сдержать себя.

На стенных часах пробило девять, потом четверть десятого. Очевидно, этот Лазарь не придет…

Он сидел, напряженный и хмурый, и плохо слушал, о чем говорила Галина, продолжавшая выполнять роль любезной хозяйки.

— Правда ли, что Гитлер предложил капитуляцию Ленинграду и наши ведут переговоры? И что поэтому сегодня нет налетов?.. — говорила она, глядя на него бесцветными глазами.

— Нет, неправда.

— А что в городе муки осталось только на четыре дня?

Это сказал Букалов. Хромая, он пересек комнату, палкой отстранил Галину, остановился напротив капитана. Большое лицо его было безжизненно. Комаров заметил, как сидевшие на тахте с любопытством насторожились, а Галина подвинулась и смолкла.

— Вы заведуете мучными складами? — спросил Комаров насмешливо.

Женщина, похожая на птицу, пошевелилась и что-то курлыкнула, тоже как птица.

— Бросьте, — сказал Букалов медленно. — Двадцать три года втирали очки друг другу… Не жизнь, а конфета… Бросьте!

Это было сказано так быстро и неожиданно, что капитан даже не успел возмутиться. Потом он почувствовал, как кровь прилила к вискам, захолонуло сердце. Он поднялся.

— Вы… — ответил он с усилием, — вы не радуйтесь. Город мы не сдадим никому. Даже если бы таких, как вы, нашлись тысячи…

Он поднял упавшую фуражку и вышел из комнаты. Через несколько минут он был на улице.

Теперь по-настоящему стало холодно. Легкий мороз усилился, на тротуарах и на парапете канала нарос иней. Далеко вверху проступили звезды. Комаров понемногу успокаивался; когда дошел до горбатого мостика, решил больше не думать об этой встрече. Не стоило расстраиваться из-за кучки шакалов, напрасно потерял время. Но где искать теперь сына, он сам не знал. Если бы еще был в запасе хоть один день… А может быть, Евгения в самом деле уехала?

Он шел медленно, раздумывая и соображая, и мысли его возвращались к только что происшедшему столкновению, которое его задело больше, чем он думал.

На улицах и в небе было пустынно, лишь изредка вдалеке вырастал косой луч прожектора и сразу гас. Приближался час ночного налета, полная тьма должна скрыть город.

Неожиданно позади себя Комаров услыхал торопливые шаги, словно кто-то пытался его догнать. Он обернулся, и, когда догоняющий подошел ближе, Комаров узнал девушку, ту, что сидела у Галины возле печки. Поровнявшись с ним, девушка остановилась.

— Я не могла там больше оставаться, — сказала она, хмурясь. При мерцающем свете звезд видны были ее сдвинутые брови, наполовину прикрытые мужской зимней шапкой, строгие, сосредоточенные глаза. — Там страшно…

Она ничего не пояснила и, засунув пальцы в рукава старого кожаного реглана, молча пошла вперед.

Комаров шел рядом. Он не хотел заговаривать первый, ждал, что она выскажется сама, но спутница продолжала молчать. Так они миновали решетку парка, и только когда подходили к Марсову полю, тихому и темному, девушка остановилась и сказала:

— Я налево… Мы, конечно, не встретимся, но мне не хочется, чтобы у вас осталось… такое представление и обо мне.