Сумерки - [64]
Он сосчитал по календарю дни, записал цифру на краю листка. Руки у него тряслись, волосы лезли в глаза, старик никак не мог сосредоточиться. Наконец он подвел итог. Выдвинул ящик, достал деньги, отсчитал нужную сумму и, зажав в кулаке, снова пошел на кухню. Солдата там уже не было. Рожи плакала и, ломая руки, бродила по кухне. Старик швырнул деньги, монеты со звоном раскатились по полу.
— Собирай вещи и вон из моего дома! Немедленно! — и злобно добавил по-венгерски: — Солдатская шлюха!
И опять хлопнул дверью. Ему сразу полегчало. Вот так! Сколько в конце концов можно терпеть издевательств?! Он прошелся по комнате, взволнованный и удовлетворенный. Он знал, что у Рожи есть сестра, что живет она где-то на окраине и работает на фабрике. Совесть его чиста. Кто посмеет его упрекнуть в том, что он вышвырнул на улицу распутную девку?..
Все произошло так стремительно, что Север сам толком не понял, что натворил. Он выглянул в прихожую. Рожи стояла у порога, не решаясь покинуть дом не попрощавшись, лицо ее опухло от слез, в руках она держала дешевенький фанерный чемоданчик ядовито-зеленого цвета. Увидев Севера, Рожи кинулась к нему.
— Госпожа, — разрыдалась она, — бедная госпожа…
Север простился с ней и вдруг почувствовал, до чего же ему жаль, что она уходит.
— Будет тебе, — сказал он смущенно, — иди с миром…
Он закрыл за ней дверь, досадуя на минутную слабость, и неуверенно произнес вслух: пропащая…
Он почел своим долгом сказать о случившемся Тамаре и майору. Он постучался и, услышав приглашение, вошел и остановился на пороге. Тамара что-то шила, майор натягивал шинель, собираясь уходить.
— Я выгнал Рожи, — объявил Север. Говоря с ними, он почему-то всегда немного коверкал румынские слова и вставлял русские: — Она сказала любить Гриша… и сидеть на Гришкина нога… Я сказать пашел…
И, довольный собой, замер в гордом ожидании. Тамара выронила шитье и всплеснула руками.
— Ай-я-яй! Как же так?!.
А майор, зажав зубами мундштук папиросы и щурясь от дыма, ухмыльнулся.
— Ах, отец, отец! Не порядок это! — и добавил на ломаном румынском: — Солдат любить девушка, и она ходить с солдатами…
У Севера лицо вытянулось от огорчения. Майор, попрощавшись, ушел, и из коридора послышался его смех. Ну вот, и этот туда же! Смеется! А ведь живет у него в доме. Все над ним смеются, все издеваются! Вот они, коммунисты! Теперь от всех можно ждать чего угодно! Он один-одинешенек на всем белом свете, все рады его оскорбить, обидеть, позубоскалить. Он зажег все лампы в доме; но разве это спасает от обид? Было уже поздно, он проголодался и вдруг понял, что ужин надо идти готовить самому. Надо что-то искать, рыться в кладовке, возиться в холодной кухне, мыть посуду. Его охватило уныние. Что поделаешь? Если бы раньше он все это себе представил, он бы не стал выгонять Рожи. Ему захотелось поговорить, пожаловаться, захотелось, чтобы рядом была родная душа, кто-нибудь, кто не обидит, с кем не надо быть все время настороже. Он подошел к телефону и набрал номер Марилены.
— Я выгнал Рожи, — сказал он без всяких предисловий и почувствовал облегчение, словно вынул занозу.
Марилена не удивилась, а испугалась — выгнать ведь это не то, что расстаться, когда служанке нечем платить; значит, Рожи что-то натворила, раз пришлось ее выгнать.
— Из-за чего? — спросила она.
— Она завела шуры-муры с Гришей.
— Только-то? А вы ей прочили принца?
Та-ак, значит, и Марилена… Он рассердился.
— Мне не до шуток! Сегодня Гриша, завтра Иван, а после — вся казарма…
— Я все понимаю, но о себе вы подумали, папа Север? Не сегодня завтра выйдет из санатория мама, как же вы управитесь без прислуги?
Об этом он тоже не думал. Действительно, выйдет Олимпия, и что? Разве она управится с хозяйством?
— Сам не знаю… — мрачно ответил он.
— Вы ужинали?
— Нет еще.
— А еда у вас есть?
— Не знаю, поищу что-нибудь в кладовке…
Марилена помолчала, и это озадачило Севера; ему показалось, будто она зажала трубку рукой и с кем-то перешептывается.
— Приходите к нам поужинать, папа Север, — сказала она наконец.
Он сразу обрадовался, но для соблюдения приличий стал отказываться:
— Нет, нет, спасибо, я звонил вовсе не потому…
— Я знаю. Мы ждем вас через пятнадцать минут.
Он снова был уверенным в себе господином адвокатом Молдовану. Сегодня у него праздник. Сегодня он ужинает в гостях. Как давно такого не бывало: обыкновенно зимой с наступлением темноты он не выходил из дома; провести вечер у Марилены было для него целым событием. Он сменил рубашку, надел выходной костюм и галстук, тот, что поновее. Боты прохудились, но тут уж ничего не поделаешь. Он подбросил дров в печку, чтобы, когда вернется, в комнате было тепло, взял лучшую свою трость из черного дерева и вышел.
Ему понравилось, что морозит, он с удовольствием вдохнул бодрящий холодный воздух. Город, обычно мрачный и враждебный, сейчас, казалось, повеселел, ярко светились витрины, уличная суета радовала и возбуждала. Правда, витрины были почти пустые, но все давно к этому привыкли, и это совсем не мешало людям радоваться. Когда-то вон в той витрине на персидском ковре стояла последняя модель «форда», сейчас здесь помещался склад, и витрина была завалена картошкой с налипшими на ней комьями грязи. Север даже остановился на секунду, изумленно разглядывая грязь и картошку. «Sic transit gloria mundi»
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.