Сулла - [16]

Это значит, что в течение II века ситуация изменилась. Раньше римляне и италики, которые сознавали свою принадлежность к одной этнической группе, были связаны настоящим братством по оружию, установившимся во время военных кампаний. Но, начиная с поражения Ганнибала, отношения испортились: завоевания теперь производились больше — если не исключительно — в пользу Рима. Приток богатств позволил отменить с 167 года сбор прямых римских налогов (в счет военных расходов) — tributum, зато «союзники» италики продолжали платить соответствующую stipendium. В том же порядке отмечается, что распределение трофеев после победы, до сих пор равное между сражающимися, начало становиться отличным для граждан и неграждан. В общем, италики оказались исключенными не только из преимуществ, предоставленных римлянам, но и даже в отношении распределения земель, которое, в частности, они производили в соответствии с издержками.

В конце 91 года раздражение было в апогее, и определенные демонстрации насилия позволяли считать, что впоследствии все может плохо кончиться. Однажды на сцене театра италийский актер был задушен группой римлян, выведенных из себя его слишком явными проявлениями итализма. Другой италик, комик по профессии, сдержал страсти и разрядил атмосферу, заставив зрителей смеяться над свежим трупом. «Внутренности жертвы благоприятствуют нам, — говорит он, склонившись над покойником, — значит зло, которое только что произошло, меняется на добро». Он спас свою жизнь, смеясь над прорицателями, которые читали по внутренностям жертвенных животных, но этот анекдот свидетельствует о состоянии предельного притеснения, ответственным за которое был частично трибун Друз, пообещавший италикам, клянясь именами богов, охраняющих их, детей и родителей и его, на этот раз добиться для них римского гражданства. Когда при невыясненных обстоятельствах Друз был убит, конфликт уже стало невозможно предотвратить: сразу же один из преторов и его легат, относившиеся несколько свысока к народности аскулиев, были забросаны камнями в Пицении и убиты все римские граждане, которых только пиценты смогли найти в этот день. Таково начало беспощадной войны, из которой римляне вышли победителями, правда, ценой большой крови.

В этом контексте претензия Мария на всю славу от африканских событий отошла на второй план: энергия была сконцентрирована на борьбе против италийских народов, клявшихся разрушить Рим, из которого они были изгнаны. Обещавшие быть трудными военные операции с народностями, весьма искушенными в римских боевых приемах, чтобы участвовать в них в любое время, позволили Сулле приобрести «у своих сограждан славу великого генерала, у своих друзей — величайшего из всех, и у врагов — самого удачливого генерала» (говоря словами самого Плутарха). Марий же старел, подмачивал свою репутацию и наконец отказался командовать, потому что, говорил он, болезнь забирала у него все силы.

Операции разворачивались с переменным успехом: Марий, служивший вначале под командованием консула 90 года Публия Рутилия Лупа, взял армию в свои руки, когда она потерпела кровавое поражение, во время которого сам консул нашел смерть. Затем он дал сражение мятежной армии, в данном случае войскам, составленным из грозного народа марсов, и принудил своих противников к бегству. Сулла (легат другого консула, Луция Юлия Цезаря), располагавшийся лагерем недалеко оттуда, принял эстафету и изрубил на куски врага, перегруппировавшегося, чтобы принять бой. Он убил более 6000 человек. У марсов была репутация непобедимых, и поговорка гласила, что никогда не побеждали марсов или без марсов.

Это изменение ситуации принесло Сулле обсидиановую корону, несомненно, самый великолепный знак признательности, которым может гордиться полководец: пожалованная прямо на месте сражения в результате голосования армии, она свидетельствовала о чувстве признательности всех воинов к тому, кому удалось обеспечить им спасение и победу, когда положение казалось безвыходным (чаще всего потому что армия была осаждена в собственном лагере врагом, превосходящим по численности). Ее украшали травой, сорванной на поле подвига, потому что, объясняют древние эрудиты, покоренный народ преподносил своему победителю траву с земли, которая их кормила, — от нее они теперь отказываются, отдавая ей себя на погребение. В военной истории Рима весьма редко встречалась подобная признательность. За десять лет до этого возникло обстоятельство, в связи с которым, ею был осенен лоб простого центуриона: это было в 102 году, когда Марку Петрею удалось вывести войска, окруженные кимврами в районе Риволи, и соединиться с основной группой армии Катула. Но затем нужно углубиться до середины III века до н. э., чтобы найти другой пример, объясняющий гордость удостоившихся столь высокой военной почести, редкой и освящающей их храбрость и боевое умение. Что же касается Суллы, то он приказал на принадлежавшей ему в Тускулуме вилле (которая впоследствии должна была перейти в собственность Цицерона), выполнить фреску, воспроизводящую церемонию его венчания травой.