Судьба драконов в послевоенной галактике - [44]

Шрифт
Интервал

– Я больше не буду посылать рапорты, – сказал я.

– Это – верно, – одобрила Наталья, – это ты, Джекки, правильный вывод сделал из всего происшедшего… И главное, писать рапорты среди "чистильщиков" все равно что гадить себе на голову… У них там – нравы…

– Побьют?

– Ну… и это… Главное – из графиков вылетов будут вымарывать… Сгниешь в подземелье. Ни в "псы" не вырвешься, ни в сержанты. Уползешь на четырех лапах, шипя и выстреливая жалом, в пещеру.

– Понял, – сказал я, – понял.

Наталья дотронулась до моей руки, и я удивился холоду и твердости ее пальцев.

– Джекки, – она говорила грудным, странно-тихим голосом, говорила так, что мне казалось, будто она целует меня в губы, – Джекки, мальчик мой… если уж ты загремел сюда по дурости, по мальчишеству, Джекки, хочешь я сделаю так, чтобы тебя перевели в лабораторию?

Я сжал пальцы Натальи.

– Я хочу его убить. Хочу – убить.

Наталья выдернула руку:

– Хорошо, но только учти: без вылетов – к нашему – ни-ни…

– Не пустят?

– Сам не возьмет. Старик не любит "чистильщиков".

– Понял, – сказал я, – учту…

Шлагбаум медленно поднялся. Полз вверх, подрагивая, поскрипывая, будто и не в подземелье вовсе, а вверху, на шоссейке, пересекающей железнодорожное полотно.

– Да, – сказал "отпетый", он оказался на редкость разговорчив, – ну и занесло вас, парни. Двоечники.

Он непонятно произнес "двоечники", не то утверждая, не то спрашивая, и я почел за лучшее ответить:

– Мы – не двоечники…

– Гы, – ухмыльнулся "отпетый", – значит, дебоширы, прогульщики, скандалисты.

– Мы – не скандалисты, – твердо сказал я, – у нас просто не сложились отношения с сержантом.

– Бла рива. – удивился "отпетый", – а кто же вы, если у вас отношения с сержантом не сложились? Скандалисты и есть…

Я глядел на тронутые сыростью, облупленные стены подземелья и молчал.

– Слышь, – спросил раззадоренный, как видно не на шутку, "отпетый", – кто же вы, как не скандалситы? Ангелы, что ли? С сержантом не поладили… Рожей не вышли! Хы, – "отпетый" покачал головой, – чего вас сюда выслали, раз вы такие хорошие?

– В характеристике и препроводительных документах, – с видимым усилием. чтобы "отпетому" стало ясно, что разговор кончается, сказал я, – дана обоснованная мотивировка причин перевода в Северный городок.

– Ббте… – "отпетый" разинул рот, – ты, парень, стихи, что ли, пишешь? Или в писаря навострился? Ты что же, думаешь, что я буду твою препроводиловку читать? У меня времени нет, чтобы фантастику почитать, а ты мне поганую бумажку подсовываешь – читай, мол, там про меня написано… Я подтерся уже давно твоей характеристикой.

– Очевидно, – вежливо сказал я, – вы наклали в штаны и подтерлись, не снимая штанов…

"Отпетый" махнул кулаком, и я не смог отбить удар, поскольку Диего схватил меня за руки.

Вслед за тем "отпетый" ахнул по челюсти Диего.

– Вы что? – изумился Диего, – хватаясь за скулу.

– Ничего, – буркнул "отпетый", – нашелся союзничек. Помогать мне кинулся. В следующий раз вообще мозги вышибу.

Оставшуюся часть пути ехали молча.

Стены туннеля были испещрены надписями и незамысловатыми рисунками, трактующими вечную тему борьбы и дружбы двух полов.

Грузовик притормозил у огромных ворот в стене, обрубающей, оканчивающей туннель.

Ворота поехали в разные стороны, открывая вид на Северный городок.

Перед нами был плац. На плацу стояли кадки с пальмами.

Пальмы поливал из лейки какой-то "отпетый". Вместе с ним бродила кошка.

У стены сидел на стульчике другой "отпетый" в расстегнутом кителе.

Грузовик въехал на плац. "Отпетый" тронул некий рычаг, и ворота, скрипя, закрылись.

"Отпетый"-драчун спрыгнул из кузова на бетонный пол.

– Ден, – крикнул драчун поливальщику, – сколько я тебе говорил, чтобы ты эту дрянь с собой не таскал?

Ден, не поднимая головы, не прерывая своего занятия, спокойно ответил:

– Валь, чего ты вяжешься? Сходи к полковнику – с ним и разбирайся. Он Аграфену приволок.

Кошка замурлыкала и принялась тереться о ногу Дена.

– Его любили кошки, женщины и дети, – провозгласил сидящий у стены на стуле "отпетый", – ибо он был силен, жесток и тверд, как настоящий мужчина. Валек, здорово! Наши все – в малахитовой. Монстров ловят…

– Ловят, – буркнул недовольно Валек, – я знаю, как они ловят! Надрались небось – и спят под сталактитами. Ты бы хоть застегнулся, Пауль.

"Отпетый", сидящий на стуле, почесал грудь, зевнул и дружелюбно спросил:

– Валечка, тебя что – в звании повысили, пока ты за "младенцами" ездил? Или стаж прибавился? нашивочки? Ты иди и "младенцев" муштруй, а от "годков" отлипни.

Диего выглянул из кузова и робко спросил:

– Разрешите выйти?

– Выходи! – крикнул Пауль.

– Сидеть! – прикрикнул Валя.

Диего остался сидеть.

– Я ни хрена не понял, – Пауль пристукнул кулаком по колену, – что за орлов ты привез? Они что, недавно после киносеанса? Победа над жутким зверьем так вскружила им головы, что они не слушаются взрослых? Выходи!

Диего дернулся.

– Сидеть! – расхохотавшись, заорал Пауль.

Диего застыл с задранной ногой на борту грузовика.

По лицу его бродила глуповатая испуганная улыбка, он понимал, что над ним смеются, и не хотел, чтобы его побили.

Ден прекратил поливать, поставил лейку на край кадки, ухмыльнулся:


Еще от автора Никита Львович Елисеев
Блокадные после

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.


Против правил

В сборнике эссе известного петербургского критика – литературоведческие и киноведческие эссе за последние 20 лет. Своеобразная хроника культурной жизни России и Петербурга, соединённая с остроумными экскурсами в область истории. Наблюдательность, парадоксальность, ироничность – фирменный знак критика. Набоков и Хичкок, Радек, Пастернак и не только они – герои его наблюдений.


Борис Слуцкий и Илья Эренбург

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отстрел гномов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мардук

«Танки остановились у окраин. Мардук не разрешил рушить стальными гусеницами руины, чуть припорошенные снегом, и чудом сохранившиеся деревянные домики, из труб которых, будто в насмешку, курился идиллически-деревенский дымок. Танки, оружие древних, остановились у окраин. Солдаты в черных комбинезонах, в шлемофонах входили в сдавшийся город».


По теченью и против теченья…

Книга посвящена одному из самых парадоксальных поэтов России XX века — Борису Слуцкому. Он старался писать для просвещенных масс и просвещенной власти. В результате оказался в числе тех немногих, кому удалось обновить русский поэтический язык. Казавшийся суровым и всезнающим, Слуцкий был поэтом жалости и сочувствия. «Гипс на рану» — так называл его этику и эстетику Давид Самойлов. Солдат Великой Отечественной; литератор, в 1940–1950-х «широко известный в узких кругах», он стал первым певцом «оттепели». Его стихи пережили второе рождение в пору «перестройки» и до сих пор сохраняют свою свежесть и силу.


Рекомендуем почитать
Холера

Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.


По стопам пустоты

Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.


Городские сказки

Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.


Страна слепых, или Увидеть свет

Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.


Красный Принц

Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.


Тень последней луны

Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.