Судьба драконов в послевоенной галактике - [45]

Шрифт
Интервал

– Во цирк. Ребята, сидите. Пока полковник не пришел, сидите спокойно.

– Ты вот там поливаешь, – обозлился Валя, – ну и поливай. Тебе пальмы доверили, ну и не суйся… Вылезай, – заорал он Диего.

Диего спрыгнул на бетонный пол. Я остался сидеть. Сидел и смотрел на высоченный потолок, к которому были привинчены мощные лампочки.

– Слушай, – обиделся Ден, – ты тово, – ты действительно умом хряснулся? Ты чего – поливаешь, ну и поливай? Ты зачем так сказал? Ты нехорошо сказал.

– А он забыл, – лениво напомнил Пауль, – как его первый год в унитаз головой макали и как он к полковнику стучать бегал.

– Точно, – обрадованно воскликнул Ден, – было такое. Стукач. Сука…

И Ден, удовлетворившись этим воспоминанием, продолжал полив.

Валя покраснел.

Пауль подошел к Диего.

– Погоди, погоди, – он потрогал скулу Диего, – это у тебя что за вздутие… Это тебя коллега Валя так приласкал? А? Воспитатель! Тут я прибегнул к методу, который в принципе отвергал, но который спасал меня в невыносимых ситуациях. Коллега Валя дал тебе по морде?

– Пауль, – начал Валя, несколько смутившись, – ты чего?

– Помолчите, коллега, – поморщился Пауль, – дайте на второго орла поглядеть, он что, прячется?

Пауль встал на колесо грузовика, заглянул в кузов. Он был рыжеволос и веснушчат.

– О, – воскликнул он, – здорово. Интеллигентное лицо – и фонарь под глазом. Я вижу, тут была массовая порка восставших крестьян.

– Никак нет, – равнодушно ответил я, – грузовик трясло, и мы несколько раз ударились о борт.

– Вот хорошо, – одобрительно кивнул Пауль, – правильно воспитанный молодой человек. Слово "аборт" знает.

Он спрыгнул на бетонный пол, побил ладонь о ладонь.

– Только, дорогие мои, – радостно продолжил он, – дорогие мои новички, новобранцы, запомните раз и навсегда! Рукоприкладство среди "отпетых" за-пре-ще-но! И строго преследуется! Устав есть устав.

– О, лепит, – восхитился Ден, – тебя в "комнату Джорджи" вместо "старшего друга" – от бы там заливал!

Ден потряс лейкой. Из лейки нехотя выпало несколько капель. Ден вздохнул и пошел вглубь площади.

Кошка Аграфена легко, чуть пританцовывая, направилась за ним.

– Эй, – крикнул Валя, – наглец! Тебя что – не касается? Вылезай на фиг.

Я выпрыгнул из машины и не успел уклониться от подножки Вали.

Я довольно сильно ударился о бетонный пол и поднялся нескоро, перемогая боль.

– Очень плохая реакция, – равнодушно сказал Пауль, – и совсем скверно держит удары. В первой же пещере "стрелочник" выжжет "младенцу" глаз.

И пальцем он ткнул в мое лицо.

Палец Пауля остановился в миллиметре от радужной оболочки глаза, и я увидел огромную дубину, застившую весь мир справа, готовую выдавить, выколоть, превратить в слизь…

– Ничего, – одобрительно сказал Пауль и убрал палец, – бледнеет и зеленеет, но не дергается и не прудит в штаны – тоже достижение. Кто тебе синяк поставил под глаз, воин?

– Я уже ответил на ваш вопрос, Пауль, – вежливо сказал я, – и хотел бы, чтобы и вы обращались ко мне на "вы". Меня зовут Джек Никольс.

Пауль переглянулся с Валей.

– Валя, – спросил Пауль, – на какой помойке ты его подобрал?

Между тем Ден вернулся с лейкой, наполненной водой. На сей раз кошка сидела у него на плече и лизала ему ухо.

Ден завершал полив.

– Я же и говорю – ужасно наглый народ. За двумя "младенцами" – целый грузовик.

– Да, да, – закивал Пауль, – целый грузовик и одного идиота – это слишком. Пешком бы дошел по карте, азимуту и компасу.

– Пауль, – всерьез обиделся Валя, – что ты надо мной при "младенцах" стебаешься? То насчет унитаза… Теперь "идиот" говоришь.

– А че, – крикнул Ден, аккуратно нагибая лейку, – не было че ли этого? Пауль, помнишь, как он орал: "Ой, не могу, ой, не буду!" Веселые были ребята, – вздохнув, окончил Ден.

– Да, – согласился Пауль, – и где они теперь? Иных уж нет, а тех долечат… Кого растерзали безжалостные когти, кого пронзили язвящие жала, кого растоптали тяжелые слоновьи лапы… А кого… кого, – Пауль поднял руку, словно задумавшись, словно припоминая что-то, и будто вспомнив, сообразив, легко вспрыгнул на подножку грузовика и крикнул в полуоткрытое окно кабины: – Витек, покажись новичкам.

Дверь кабины распахнулась.

Кошка зашипела и вцепилась в Деново плечо.

– Аграшка, дура, – сморщился Ден, поставил лейку и принялся отцеплять кошкины когти, – ты что, "превращенцев" не видела?

Я -то помнил по квартире Натальи Алексеевны подобных существ, а Диего отчаянно закричал, что, по-моему, говорило только в его пользу.

Перед нами стоял, раздувая отвратительное мешковидное горло, длиннорылый печальноглазый монстр.

– Дитя, – изумился Пауль, – что ко мне ты так страстно прильнул? Ты что, "борцов" не видел?

– Таких – нет, – ответил я за Диего.

– Хорошо отвечает, – одобрил Пауль.

Лапа Вити дернулась конвульсивно резко, я не успел сообразить, что происходит, а рептилия уже деловито и ловко мяла мое лицо.

– Витек, Витек, – позвал Пауль, – довольно ласк, довольно… Он понял. Понял. Ну, что сказано! Кнут! – гаркнул Пауль. – Хлыст!

Витек отдернул лапу, точно ожегшись, испуганно пискнув. Я подивился тому, какой у него тоненький, тоненький жалобный писк.

– Все, – сказал Пауль, – все! Массаж лица окончен. Марш в кабину.


Еще от автора Никита Львович Елисеев
Блокадные после

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.


Против правил

В сборнике эссе известного петербургского критика – литературоведческие и киноведческие эссе за последние 20 лет. Своеобразная хроника культурной жизни России и Петербурга, соединённая с остроумными экскурсами в область истории. Наблюдательность, парадоксальность, ироничность – фирменный знак критика. Набоков и Хичкок, Радек, Пастернак и не только они – герои его наблюдений.


Борис Слуцкий и Илья Эренбург

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отстрел гномов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мардук

«Танки остановились у окраин. Мардук не разрешил рушить стальными гусеницами руины, чуть припорошенные снегом, и чудом сохранившиеся деревянные домики, из труб которых, будто в насмешку, курился идиллически-деревенский дымок. Танки, оружие древних, остановились у окраин. Солдаты в черных комбинезонах, в шлемофонах входили в сдавшийся город».


По теченью и против теченья…

Книга посвящена одному из самых парадоксальных поэтов России XX века — Борису Слуцкому. Он старался писать для просвещенных масс и просвещенной власти. В результате оказался в числе тех немногих, кому удалось обновить русский поэтический язык. Казавшийся суровым и всезнающим, Слуцкий был поэтом жалости и сочувствия. «Гипс на рану» — так называл его этику и эстетику Давид Самойлов. Солдат Великой Отечественной; литератор, в 1940–1950-х «широко известный в узких кругах», он стал первым певцом «оттепели». Его стихи пережили второе рождение в пору «перестройки» и до сих пор сохраняют свою свежесть и силу.


Рекомендуем почитать
По стопам пустоты

Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.


Городские сказки

Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.


Страна слепых, или Увидеть свет

Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.


Красный Принц

Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.


Тень последней луны

Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.


Последняя песнь до темноты

Давным давно поэты были Пророками с сильной магией. Из-за катаклизмов после войны чары в Эйваре пропали, и теперь песня — лишь слова и музыка, не более. Но, когда темная сила угрожает земле, поэты, что думали лишь прославиться своими песнями, получают задание важнее: вернуть миру утраченные чары. И путь в Другой мир, где остались чары, подвергнет опасности их жизни и проверит глубинные желания их сердец.