Судьба драконов в послевоенной галактике - [41]

– Вали, вали, – посмеялся Орландо, – герой голубого экрана.

– Орландо, – сказал Куродо. – ну че ты его подначиваешь? Он же такой дурак – пойдет и спросит…

Диего поднялся, прошел до кабины, небрежно, легко – действительно. ни дать ни взять – киногерой.

Я хотел было остановить его, но потом подумал: "А ну его… а ну их…"

Диего забарабанил в крышу кабины.

Из окна высунулся изумленный сержант.

– В чем дело? – спросил он.

– Шеф, – развязно спросил Диего, – почему стоим?

Сержант, выпучив глаза, смотрел на Диего.

– Я спрашиваю, – повторил Диего, выдержав сержантский взгляд, – почему стоим, шеф?

– Коллега Диего, – вежливо спросил сержант, – вы плохо спали?

– Нет, – не осознав надвигающейся угрозы, ответил Диего.

– У вас – повышенная температура?

– Да нет, – Диего несколько струхнул и сдал назад.

– Давление? Гипо- или гипертония? Сердце не пошаливает?

– Нет, – смутившись окончательно, отвечал Диего, – все нормально, я – здоров.

– Здоровы? – засомневался сержант. – И желудок? Желудок? Аппетит? Нормальный? Изжога? Металлический привкус во рту?

– Нету, нету у меня ничего такого, – Диего в ужасе хлопал глазами.

– И с головой все в порядке?

В кузове засмеялись.

– Галлюцинации? Видения? Вещие сны? Голоса?

– Да нет, – на лбу у Диего выступили капельки пота, – никаких видений.

– Значит, – сержант печально оглядел Диего с головы до ног, – вы просто оборзели?

– Нет, – брякнул Диего.

– Ну как же нет, когда да? – развел руками сержант. – Налицо явные признаки борзоты и оборзения, но это – излечимо. Это – лечится.

Диего стоял красный как рак.

– Вы, юноша, были у меня под вопросом, в какой вас гарнизон отправлять. Теперь вопрос решен – пойдете в северный городок, вместе с Джекки.

Сержант исчез в кабине.

Диего, расстроенный, уселся обратно на свое место. Воспитанники дружно реготали. Грузовик дернулся, поехал.

– О, – крикнул Санек, – гляди, ребята, шеф сказал – и мы поехали!

– Распорядился! – сквозь смех сказал Орландо.

Диего, насупившись, молчал, а потом бросил через весь кузов мне:

– Это все ты, пидор, виноват!

Я уже привык к несправедливости в подземелье и, наверное, промолчал бы и на этот раз, но оскорбление "пидор" для подземельных было не просто оскорблением, поэтому я быстро поднялся со скамьи и, прежде чем Диего успел заслониться, дважды съездил ему по физиономии.

Диего было рванулся, но его удержал Орландо.

– Тихо, потом разберетесь. Будет время. В один гарнизон идете.

– Молодец, – одобрил Санек. – правильно, что за наглость, что за оборзение?

– А он решил, – подал голос Порфирий, что раз сержант его испугался и послушался, то он может всех посылать.

Диего сопел и ненавидяще глядел на меня.

Мне сделалось не по себе. Куродо посылали в южный, а мне было бы лучше одному, чем с этаким… однокорытником.

…Мы услышали нарастающий гул.

Туннель постепенно расширялся и становился похож на площадь, накрытую потолком.

Площадь белую-белую, освещенную неистовыми, яркими театральными софитами.

Грузовики притормаживали, останавливались. Я осматривался.

– Куродо, – спросил я, – это же развод?

– Неа, – сказал Куродо, – непохоже.

– Джекки, – Порфирий выскочил из грузовика, отворил дверцу и подал руку выходящему из машины сержанту, – это точно не развод. Другая площадь.

Сержант встряхнулся, оглядел нас и приказал:

– Ну, орлы… Давай на землю.

Мы спрыгивали с грузовика.

Диего постарался поставить мне подножку, и я едва не расшибся о бетонный пол.

Рядом с нами строились, вытягивались в длинную цепь другие карантины.

Подземная площадь была широка. Прямо перед нами тянулась белая стена со множеством дверей.

Из одной двери вышел человек со стеком и несколько "отпетых". Один из них нес микрофон на блестящей железной стойке, другой – провод.

Микрофон установили в центре площади. "Отпетый" пощелкал по микрофону; над площадью раздалось сухое пощелкиванье и легкий гуд. "Отпетый" подкрутил что-то и сказал:

– Раз, раз…раз…

Отошел в сторону и показал этак рукой начальнику школ, дескать, все в порядке…

Начальник школ кивнул и подошел к микрофону.

– Это что, – тихо спросил Куродо, – концерт? Петь будет, да?

Санек пихнул его, и Куродо замолчал.

Сержант чуть скосил глаза и укоризненно покачал головой.

К моему удивлению, человек со стеком действительно запел. Он пел горлом, широко раскрыв рот.

В белый потолок потоком лились клокочущие взрывающиеся звонкие звуки.

– Галория, галория и гоп… – и снова: – Галория, галория…

Воспитанники стояли навытяжку, сержанты тоже.

– Ну вот, – зашептал Куродо, – я же говорил – концерт…

– Это – начальник школ, – так же тихо объяснил я ему.

– Воспитанники, – спокойно сказал начальник школ, прервав пение, – вы слышали эту песню? У нее нет смысла, но звуки ее чисты. Ваша душа, – начальник школ покашлял, прочищая горло, – ваши души, – поправился он, – должны быть чисты, как эти звуки, они должны так же опасно переливаться, стремиться вверх, ввысь! – начальник школ стеком указал на потолок, – но они должны быть наполнены высоким смыслом, отяжелены, утяжелены благородной целью. Вы – убийцы, – человек со стеком сделал паузу, выждал и продолжил: – мы – убийцы. Нас учат убивать, и мы учим убивать. Так будем же тем более, тем паче чисты и нравственны, безукоризненны и честны, раз мы знаем, для какого дела нас готовят и мы готовим… В кинозале рассаживаться по номерам карантинов, – человек со стеком повернулся и громко сказал: – Отпирайте двери.