Судьба драконов в послевоенной галактике - [37]

– Стой, стой, – успокаивала меня женщина, – сейчас в карантине, а потом… Бедненькие… Бери пирожные – полакомься.

Я разозлился. Мне захотелось сказать женщине какую-нибудь резкость про "бедненьких", про их жестокость, тупость, захотелось спросить у женщины: как же ваш сынуля в "отпетые" загремел? ведь поди не доброволец? палку кому кинул или ларек взял? Как же вы сыночку-то своего так воспитнули, что из него бедненький с огнеметом вылепился?

Но я ничего не сказал, ничего не спросил, тихо встал в очередь. Мне было не по себе. Я вернулся домой, а меня приняли за кого-то другого.

– Девушка, – попросил я и протянул ей талоны, – мне маленький двойной и эклер.

– Да ладно, – девушка улыбнулась, бери свои талоны, угощу, так и быть…

Я встал у самого дальнего столика, отпил кофе, откусил пирожное и поперхнулся.

Прямо передо мной стоял человек со стеком. Я не знал, как поступать в этом случае. Отдавать честь в магазинах, кафе, кондитерских было не принято, потому что "отпетым" не разрешалось посещать эти заведения.

Я проглотил кусок пирожного и лепетнул "здравствуйте".

Человек со стеком был в гражданском, стек лежал на столе, перечеркивал окружность стола рядом с чашкой кофе и эклером.

– Любите пирожные? – к моему удивлению, улыбнулся человек со стеком.

– Нет, – честно признался я, – я очень люблю кофе.

– А, – человек со стеком поднял свою чашку, – я тоже, знаете, с гражданки никак не могу отвыкнуть. Даже на нарушение устава иду…

– Я, – я так и не решался начать пить кофе, – случайно зашел… Просто вот, взял и зашел.

Человек со стеком усмехнулся:

– Бывает. Как у вас… в карантине? Скоро кино повезут смотреть?

– Ккажется, скоро, – я в два жевка заглонул пирожное и, обжигаясь, принялся заталкивать в себя кофе.

– Да не спешите, – человек со стеком положил свою руку на мою, – куда вы так торопитесь? Поговорим.

– А вы, – я поставил чашку, – меня помните?

– А как же? – человек со стеком покачал головой. – Вас приняли против всяких правил. Это я вам не к тому, чтобы вы ну, комплексовали по этому поводу. А для того, – человек со стеком постучал пальцем по краю стола, – чтобы вы знали: я крепко на вас надеюсь, крепко.

– Я, – я почувствовал, что краснею, – на рапорте был…

– Что такое? – человек со стеком встревожился деланно, иронически.

– С сержантом повздорил.

– Ничего, – улыбнулся человек со стеком, – с другими нельзя, с вами – можно. Сержант в карантине вроде "пса" арестантских машин. Особо уважать его не следует.

– Но вы, – я набрался наглости, – тоже ведь вроде сержанта? Вы же начальник школ? Самый главный сержант? Стало быть, и…и… вас уважать особо не следует?

Человек со стеком весело расхохотался, да так, что стоящие за соседними столиками обернулись и поглядели на нас.

– Ну что же, – отсмеявшись, сказал он, – я ведь особого уважения к себе и не требую. Я-то ведь получше тебя знаю, что уважать меня особенно не за что, как, впрочем, и всех, живущих на этой планете.

Я отметил про себя, что он перешел на "ты", и решил побыстрее допить кофе.

– Погоди, – сказал человек со стеком, – вместе выйдем.

Не спеша, он допил свой кофе, забрал стек и предложил:

– Пошли.

Мы вышли на улицу.

– Пройдемся? – предложил человек со стеком.

– Конечно. Только мне остановка "Казармы".

– Я знаю.

Некоторое время мы шли молча. Я глазел. Витрины магазинов сменялись серыми стенами, испещренными надписями.

– Да, да, – заговорил человек со стеком так, точно он совсем недавно прервал разговор и вот сейчас после короткого перерыва продолжает досказывать, доводить до логического конца ранее сказанное, – здесь некого уважать, за исключением одного…

Он замолчал, и я спросил его, хотя догадывался, что он может ответить:

– Кого же?

– Дракона.

Я кивнул:

– Я думал об этом. Но что-то во мне, – я пощелкал пальцами, – не мирится…

– Что, – усмехнулся человек со стеком, – отвратительная лысая рептилия-людоед, только что гигантская? А много ли мы ее лучше?

– Признание того, что мы не лучше рептилии, – может быть причина для того, чтобы презирать нас, но вовсе не причина для того, чтобы уважать рептилию.

Человек со стеком махнул рукой в такт моим последним словам, точно отсекая или подчеркивая их, и сказал:

– И все-таки врага следует уважать. Смертельного врага следует уважать тем более. Врага, который определяет вашу жизнь, – тем более, тем более, тем более…

– Не знаю, – мне нравилось говорить, я давно не разговаривал с такими людьми, – мне кажется, вы – усложняете… Все – проще. Раздавить гадину – и вся недолга.

– Ее тыщи лет, а то и больше раздавить не могут.

– Да мало ли чего не могли тыщи лет! Вон даже девушек искусственных – не отличишь от настоящих – научились изготовлять на съеденье жабе, а раздавить жабу за эти же тыщи лет не сподобились.

Я вспомнил Мэлори и говорил быстро, горячась, захлебываясь.

Человек со стеком поглядел на меня и спросил:

– Вы что же, уже были на киносеансе?

– Нет, – ответил я, – не был. А почему вы…

Мимо шли люди, и я поразился тому, что в подземелье, оказывается, немало людей и тому, что среди этого немалого количества людей много женщин и мало мужчин. Ну да, ведь мужчины не шастали по магазинам на центральных улицах подземки – они шуровали по боковым пещеркам, работали в "столовых" или тренировались в лагерях "отпетых".