Судьба драконов в послевоенной галактике - [22]

– Я сделал ход, – жалобно сказал Сидор и посмотрел на Пет-ро.

– А, – Петро махнул рукой, – ты такой ход сделал, – вроде того мужичка, которого переваривают.

Русалку корежило. Она будто пережевывала человека всем телом. Так змея, натянувшая себя на птичье яйцо, давит его внутри себя, а после выплевывает скорлупу.

– Посмотришь на это дело, – философски заметил Сидор, – и никакой русалки не захочешь.

Петро повернулся к шахматной доске.

– Ну да, не захочешь, – хмыкнул он, – я тебе сколько раз мат ставил? А ты все равно хочешь. Вилка. Пока – вилка.

– Действительно, – Ванятка поправил очки, – листнул книгу, – сколько фильмов всяких показывали людям, такие там телодвиже-ния, в такую размазню вертящуюся русалки там, покуда жрут, превращаются, что эта, – Ванятка ткнул пальцем в иллюминатор, – просто-таки балет на льду, а не антропофагия без ножа и вилки, – все равно лезут. Хоть кол на голове теши.

Я глядел в иллюминатор. Раздувшаяся, толстенная, ставшая похожей на бревно с неумело нарисованным на нем женским телом, русалка скользнула вниз.

– Поикать пошла, – пояснил Константин и плюнул в самый центр своего квадрата.

– Они специально к иллюминатору подплывают, когда жрут? – спросил я.

– А черт их знает! – Петро пожал плечами, подвинул изящно-го коня и объяснил: – Мат.

– Давай еще сыграем, – попросил Сидор.

– Может, и специально, – Ванятка отложил книгу, закинул ру-ки за голову, – твоя маманя лучше нас их повадки знает. У нее и спроси.

Я покраснел. Русалколовы были осведомлены лучше, чем "отпетые".

– Дразнятся, – объяснил Петро, расставляя шахматы, – я так думаю. Вы, мол, нас волнами, сетями; самые нервные, – Петро хмыкнул, – гарпунами, а мы вас жрали, жрем и будем жрать… Начинай, Капабланка.

Сидор неуверенно двинул вперед на одну клеточку крайнюю пешку.

– Это ты что, – задумчиво спросил Петро, – мат в три хода мне готовишь?

– Ладно издеваться-то, – обиженно буркнул Сидор.

– Неужели русалки столь разумны и столь деятельно нас ненавидят? – спросил я.

Ванятка, закинув руки за голову, раскачивался взад-впе-ред, глядел прямо перед собой в пространство, прошиваемое точ-ными, точно по линейке прочерченными плевками Константина.

– Красиво сформулировал, – одобрил Петро.

– Ты, – спросил Константин, – брошюрку прочел?

– Прочел.

– Выучил?

– Выучил.

– Чего спрашиваешь? Там все написано.

– Ничего там не написано, – улыбнулся Ванятка, – не дури ему голову. На самом деле, чему ты изумляешься, Джекки? Ну, ненавидят, ну, достаточно разумны…

– Но ведь рискуют, – сказал я, – ведь наверняка не один я с гарпуном выскакивал?

– Да, – подтвердил Константин, – психов хватает. Помнишь, Петро, Вакулу?

– У, идиот, у, кретин, – замахал руками Петро.

– Что, – испуганно спросил Сидор, – не так походил?

– Ты все время не так ходишь, – сказал Петро, – не о тебе речь. Ведь все посты с акватории поснимали, всех из пещер по-вытаскивали, вонь стояла… даже через скафандр.

– Да, – подтвердил Ванятка, – словно сидишь в прямой кишке во время поноса.

– Да что этот Вакула сделал? – заинтересовался я.

Константин неудачно сглотнул слюну, закашлялся, а прокаш-лявшись, объяснил:

– Он, вроде меня, волновик… Но псих оказался вроде тебя. Только маскировался, прикидывался… шлангом.

– А оказался чайником, – улыбнулся Ванятка, не переставая раскачиваться.

– П… он оказался, – грохнул Петро, – и добавил: – Шах.

– Петя, – нежно заметил Ванятка, – два вечера подряд ты – у плиты и в мойке.

– Но Вакула, в самом деле…

– Чайник, иначе получишь еще два вечера.

Петро недовольно забурчал.

Константин плюнул и продолжил рассказ:

– И вокруг этого чайника на "п" завозились девушки с хвостиками. Он их шугал, как полагается… А один раз они ему закатили пир, той, понимаешь ли, байрам-али – пароход они что ли ломанули? катер? Десять штук, и каждая с клиентом. Ну, а этот, – Константин поглядел на мирно улыбающегося Ванятку, плюнул и сказал, – чайник… забрался в волновую и кэк хрястнул… ну, ровно пулеметной очередью. Сообрази, что тут было? Ты одной бочок вилочкой расковырял – мы неделю фильтры и насосы меняли и два дня трупешник искали, а тут десять штук прямой наводкой плюс кого зацепило. Такой клоаки…

– Даа, – протянул Сидор, – я такого не упомню. Петя, – он радостно поглядел на партнера, – тебе мат через четыре хода.

– Не нервничай, – невозмутимо ответил Петро, – тебе мат че-рез два.

– Ведь пытались их уничтожить, выкурить, – сказал я.

– Пытались, – согласился Ванятка, встал и подошел к окну, – пытались, конечно, но бросили. Во-первых… гм, гм, грязь… да… и неизвестно, как очищать, а очистишь, они снова появят-ся. Ведь непонятно, откуда они, заразы, отпочковываются.

– От тела дракона, – сказал осмелевший Сидор и снял пешку. – Приятного аппетита, – сказал Петро и задумался.

– Во-вторых, – Ванятка постучал пальцем по толстому стеклу иллюминатора, за которым извивалась, плясала, смеялась пре-лестная тоненькая русалка, – не столько они виноваты, сколько мы. Сами же лезем… Если бы никто из мужиков в акватории не бултыхался, не играл бы с ними, они бы давно все передохли. От голода. Или на отмели бы повыбрасывались и там бы сгнили, стухли.

– Или бы лесбиянством между собой занялись, – предположил Петро, передвигая офицера на четыре клетки, – видал руса-лок-лесбиянок? У… жабы такие плывут. От них все врассыпную. А они-то как раз совсем безобидные. Водоросль пожуют и вперед.