Струны - [31]

И Твой позор, и смерть среди мучений.

Любовью так влечешь неизмеримой,

Что и без неба всё б Тебя любил я,

Всё трепетом, без ада, одержимый.

Не воздавай любви неоценимой:

Когда б я и не ждал всего, чем жил я,

Всё так же б я любил Тебя, Любимый.

«Люблю я, русский, русского Христа…»

Люблю я, русский, русского Христа,

Русь исходившего, благословляя, —

И всем дыханием родного края

Жила моя любовь, — как Он, проста.

Теперь душе понятна красота

Не тихая, не близкая, иная —

Пред той земной не более ль земная? —

Как окравленные три креста.

Чьим преданный нечистым поцелуем,

Русь, твой Христос терзаем и бичуем

В обличии презренного раба?

Вернись к Нему скорей тропою тесной,

Освободи Его от ноши крестной!

Люблю и верю: вот твоя судьба.

РОЖДЕСТВЕНСКОЮ НОЧЬЮ

Поликсене

Рождественскою ночью,

Прощения моля,

Узрела бы воочью

Притихшая земля —

Мечту, что ясным взорам

Светла твоим, дитя:

Всплывая легким хором,

Свиваясь и летя,

Вот — ангелы крылами

Сияют в высоте,

Бесплотными хвалами

Ликуют о Христе

И славу в вышних Богу —

О, слышишь ты! — поют,

На снежную дорогу

С одежд сиянье льют —

И в свете снежной ночи,

В сей осиянной мгле

Сомкнуть бы сладко очи

Притихнувшей земле.

II.

ВОЕСЛАВУ МОЛЕ

Твои созвучья нежны и сладостны,

Томленье духа в них просветляется –

И льются ясными струнами

На душу песни души согласной.

Само страданье силою дышит в них,

Смятенье стынет – образ изваянный,

Мгновенно обретает стройность

Мысль, облеченная словом строгим.

Порою сам ты словно заслушался;

О нет, разнежен долго не будешь ты:

Душа звучит, – но чистой сталью;

Блещет она, – но булатом твердым.

Неси ж с улыбкой песню-печаль свою

К отчизне милой, матери пой ее.

Иди к единой цели. Руку

Дай мне пожать, о поэт, от сердца.

Из СТИХОТВОРЕНИЙ ВОЕСЛАВА МОЛЕ (С словинского )

1. «Чаши налей до краев…»

Чаши налей до краев и печаль прогони ты струнами.

Тени минувшего пусть сердца тебе не гнетут.

Тени немых кипарисов на кладбище тихом, пустынном

Розами снов оплети, вязью полдневных садов.

Милая, светлая, взгляды твои – то синее небо,

Море, что смехом своим скрыло все бури глубин,

Скрыло грядущее, вешнюю грусть фиалок душистых,

Что на могилах цветут в ясные, тихие дни.

Чаши налей до краев, зачаруй одиночество песней,

Грусти забвение даст хмель поцелуев твоих,

Слышишь, деревьями ночь шелестит и плачет, как сердце.

Чокнемся, Лалагэ, пей! Розы рассыпь мне на гроб.

2. Комическая маска

Путник, безмолвно взгляни на меня и склонись головою:

Скрыто во мне содержанье столетий минувших, грядущих,

Знанья конечный остаток, итог человеческой мысли.

Я умерла. Смех мой – камень; и сердце – лишь камень холодный.

Их не согреет ничто: все сны мои отданы смерти.

Смех лишь остался один – и бессмертен в лице искаженном.

Вечно смеюсь я в древесной тени над источником чистым,

Розы вокруг расцветают, цветут, и цветут, и вянут, –

Вижу я звезды и солнце и слышу напев соловьиный,

Вижу людей – без числа поколения мимо проходят –

Всё только той же дорогой и в те же, и в те же низины;

Всё простираются голые руки к звездам горящим,

Всё из уст раздаются всё те же высокие речи,

Та же сладкая ложь и пьянящие те же обманы,

Та же комедия бедных шутов на важных котурнах,

Тот же финал: стал нищим король, как занавес спущен…

Карлики в ролях божественных, род вы смешной, о люди;

Тысяче ваших богов золотые строите храмы,

Ходите мимо усмешки моей, не видя, — а всё же

Я, и безвестна, – бессмертная, вечная ваша богиня.

3. Сонеты раба

I. «Уйди в себя, ты, раб! Не вопрошай…»

Уйди в себя, ты, раб! Не вопрошай,

Откуда и куда ведут скитанья.

Чужим себе и ближним пребывай,

Будь тем, что есть: числом без содержанья.

Шутя, из тьмы вот некто в светлый край

Позвал тебя – на высоты сознанья:

«Ну, пес, живи и душу отравляй

Напитком жгучим тщетного желанья».

И некто… Кто? Бог? Сатана? Чудак? –

Кто от цепей твои распутал крылья,

Опять тебя с дороги без усилья

Столкнет в пустые пропасти забвенья,

И в мертвом пепле прежнего горенья

Вновь прах ты, человек – ты, пес – бедняк…

II. «Зачем вся ложь и звон пустых речей?..»

Зачем вся ложь и звон пустых речей?

К чему котурны? Пусть без масок лица!

Ты – человек, и немощи твоей

Чуть тлеет правдой в сердце огневица.

Нет мысли, чтоб поднять тебя с путей,

Где вдаль, слепа, звезда твоя катится.

Глядишь – и видишь бездны пропастей –

И падаешь, застреленная птица.

Виждь правду! Где глубокими тенями

Беда и горе заплелись венками,

Зачем себе роль Бога ты берешь?

Раб, выскажись душе своей в доверье.

Титанское убей высокомерье.

Ты только человек. А дальше ложь.

III. «Мне Сатана явился в час унылый…»

Мне Сатана явился в час унылый.

Пошли глухою ночью – гость и я.

И стали над заброшенной могилой,

Где молодость погребена моя.

В душе погибшей горе встало с силой:

«Ей в сердце яд влила рука твоя,

С ее кудрей сорвал венок ты милый,

Лишил поруганную бытия!»

Сквозь темноту он мне блеснул очами:

«Ты бредил сам, венчал ее цветами,

Жизнь мерил сказкой, солнцем видел мрак».

«Что ж вера в солнце всё владела нами?»

Захохотав, он зашумел крылами:

«Ты верил? Ты надеялся? Дурак!»

IV. «За тенью тень брели мы тусклым днем…»

За тенью тень брели мы тусклым днем

Измученными, тяжкими шагами.

Над нами – осень с черным вороньем,

Угроза жалких, тощих туч – за нами.