Струны - [33]

Тяжелой знойною ль порой,

В тиши ли жуткой полуночи

Сиди на ветке – и закрой

Ты истомившиеся очи.

Не видит взор, не внемлет слух,

И странно замирает тело;

Но всё, чем жив и волен дух,

В едином звуке излетело;

Вспылала фениксом в груди

И вырвалась душа, как птица!

Нет, грез уснувших не буди:

Под ними хаос шевелится.

2. «Второго августа заветный срок…»

Второго августа заветный срок

Не всколыхнул в душе моей ни звука.

Туманом тусклым разлитая мука

И скудных слов чужда, и мерных строк.

Пусть мир тебе и ярок, и широк!

Так осень, вдохновительница внука,

Для деда – злая тягота и скука,

Покуда не угомонится рок.

Благая ль воля будет надо мною?

Всевидящая ночь придет родною –

Осенняя хранительница муз.

Тогда с тобой я запою беспечно,

Скажу: «Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует» – вечно.

Б.А. КРЖЕВСКОМУ

Чем усладить печальный наш досуг?

Преданьями отеческого крова:

Ведь осеняла нас одна дуброва

Пред очагом науки, милый друг.

Там волшебство магического слова

Всемирного цвело, как рай, вокруг

И душу всю овеивало вдруг

Цветением бессмертного былого.

Недаром и теперь, в годину бед

Истосковавшееся сердце наше

Найдет ли пристань, старой книги краше?

Да сладостней ведь ничего и нет,

Как пить столетние живые строки –

Одной извечной красоты уроки.

МОНАСТЫРКА В.И. Дьяконовой

Как в Смольном цветнике своем,

И в свете сердцу будь послушной.

Боратынский

На милой бледной желтизне

Страниц старинного романа

Сухая роза дышит мне

Весной, как ты благоуханна.

И в мирном Смольном цветнике,

И в простодушной сени сельской

Тебя рисует Погорельский –

В усладу нашей злой тоске.

САМОВАР

Самовар, тихо песню тяни

И спевайся с родною ночною,

Так любезною мне тишиною,

Что живет и поет надо мною,

За ночами лелеет и дни, —

Самовар, песню тихо тяни.

Замолчал? И один я опять

Во вращенье ночном беспредельном

О недужном, унылом, скудельном,

Нищем духе, – но вечном, но цельном

Силюсь песню живую поднять:

Замолчал ты, – один я опять.

Не завиден мне, другу, твой дар;

Но к нему ли душа безучастна?

Если ночь над душой полновластна,

Если песня плывет, тихогласна, –

С ней и дух, с ней и мир, тих и стар,

Как и я, как и ты, самовар.

ИЗ АЛЬБОМА М.А. Кржевской

1. Ревность.

Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея

Пушкин

Ярой менадой Зарница скиталась над тусклой Землею.

Вихрь, увидев ее, трепетный, к ней полетел.

Плод, понесенный менадой, прекрасная дочь, – молчалива,

Пасмурна, в тайной тени медленных туч возросла;

Странницей хмурой, зловещей, подобная матери злобной,

Дева являлась порой между богинь и богов.

К людям спустилась с таинственным громом грозы зачинавшей,

С веяньем тихим. У них Ревность зовется она.

2. Уклончивость

На робкие мои моленья

Склонясь, богиня песнопенья

Покоит, милая, меня –

И голубей ли воркованье

В моем лирическом взыванье

Иль старой скуки воркотня –

Порой резва, порою сонна,

Равно богиня благосклонна.

Но и уклончива равно:

Меж трезвых дум и пылких бредней

И мне за ней дорогой средней

Идти послушно суждено.

3. Догадка

Какой нежданною тоской —

И обольстительно и жутко —

Мой хмурый прогнала покой

Твоя загадочная шутка!

Но для чего настроил я

Свою чувствительную лиру,

Когда в элегии — сатиру

Узнала явно мысль моя?

Иль так обманываться сладко

Бывалой нежною тоской —

И эта милая догадка

Водила милою рукой?

4. Сонет

Три месяца под вашею звездою

Между волнами правлю я ладью

И, глядя на небо, один пою

И песней душу томную покою.

Лелеемый утехою такою,

Весь предаюсь живому забытью, —

Быть может, хоть подобный соловью

Не вешнею — осеннею тоскою.

А то верней — по Гейне — как дитя,

Пою, чтоб страшно не было потемок

И голосок дрожащий мой не громок;

И тешит сердце звездочка, светя

Над лодочкою, как над колыбелью,

И улыбаясь тихому веселью.

5. Годовщины

Мерно плывут годовщины,

Плещутся в бездне времен –

Стоны бездольной кручины,

Грезы лазоревой сон.

С мерным и медленным плеском,

С грохотом, быстры и злы,

Радужным светятся блеском,

Тучами тмятся валы.

В светлом эфирном пределе

Тихой лазурной страны

Как фимиам возлетели

Все несказанные сны, –

Веки веков источая

Благоуханнейший мед,

Нежно, как тайна – святая,

Вечная роза цветет.

IV

ДЕТИ АДАМОВЫ

Есть образы высокого раздумья.

Так древний грамотник не знал, о чем

В письме затеять мирную беседу:

Размыслился, раздумался; далеко

Мечтою жизненною залетел –

И вот она ему живописала,

Всё дальше увлекая, в глубине

Веков за образом живущий образ.

И восходя к извечному началу,

Из настоящего смотря в былое,

В мечту живущую, он видел жизнь,

О жизни и писал он, прост и важен.

Старинное письмо от брата к брату

Феофилактовичу – сбереглось

Столетьями и, ветхое, гласит

О ветхом нашем праотце Адаме, –

Оно зовется: Разговор о детях

Адамовых, как жили , но о нем

Самом гласит, а ежели о детях

Его, то это прямо и о нас –

Не ветхое, а новое всегда,

Всегда живое. Ныне же особо

Сочувственно его читаю я:

Брат милый мой, благополучно здравствуй.

Ты на своем походе задал мне

Прошенье некое о написанье

К тебе чего-нибудь. О том я помню;

Что – думаю – писать? На мысль пришло

Мне жизнь Адама вкратце помянуть,

Людского прадеда, какою жил он,

Из рая изгнанный за преступленье.

Диковина немалая подумать,

Как он завод свой заводил – строенье

Хоромное, и пахоту ржаную,

И ловлю рыбную, и сенокосы,

И прочее. Стал строить он избу,