Стремительный поток - [14]

Под осуждающими взглядами Кристофер вышел из кабинета. Пересек отделанное мрамором и бронзой фойе банка, не обращая внимания на дружеские приветствия узнавших его клерков и вкладчиков. Заметил отражение своего бледного, сосредоточенного лица, проходя мимо зеркала в ажурной раме, и покачал головой: «Да, победители так не выглядят». «Что дальше? – думал он, шагая по главной улице. – Сосредоточиться на предстоящей проповеди я сейчас не смогу. Надо побродить и хорошенько все обдумать», – и направился через поле, подальше от городской суеты – на открытом пространстве и мыслям просторнее. Свернув на тенистую аллею, он снял шляпу и сделал глубокий вдох. Аллея тянулась вдоль реки, блестевшей, как отполированный щит крестоносца. Там рос болиголов, в воде отражались пестрые осенние клены. Мирная красота, окружавшая Кристофера, успокоила натянутые нервы. Теперь он мог как следует все обдумать.

Что заставило графиню ослабить завязки на толстом кошельке – завязки, которые всегда были туго затянуты? В памяти мгновенно всплыли слова, произнесенные Витторией ди Фанфани: «Не отчаивайся, Луиджи. Мы еще уговорим его. Для этого есть много способов». Кристофер остановился. Неужели она готова потратить сто тысяч долларов только для того, чтобы затащить его на оперную сцену? Чушь… Но раньше она не выказывала ни малейшего интереса к общественному благу, а теперь, зная о его отношении к церковным финансам, не решила ли, что он уйдет в отставку, отказавшись выполнить условие ее пожертвования? Невероятно, и все же… Он медленно побрел дальше, размышляя, взвешивая, сомневаясь. Знает ли зять графини о ее стратегии? Хью Рэндолф держался от церкви на расстоянии – даже после того, как подарил колокола в память о своей матери. Почему? Рэндолф наверняка верит в силу, которая сильнее его самого. В нее верят все. Некоторые называют ее провидением, другие высшим разумом, иные удачей, кто-то бесконечностью, но истинное имя ее – Бог. Возможно, теперь, когда его дочь приехала в Гарстон, он… Его дочь! В памяти Кристофера возник образ Джин Рэндолф в желто-черном родстере на перекрестке. Он тогда понял, что девушка испугана, – по расширившимся зрачкам блестящих черных глаз, по дрожанию нежных губ… А как отчаянно она пыталась изобразить высокомерное презрение! Эта встреча вызвала у него тогда целую гамму чувств. Гнев из-за ее преступной беспечности, волнение при виде ее красоты, дикое желание крепко прижать ее к себе и держать, пока она не успокоится… И еще она говорила, что ненавидит мужчин, которые, «прикрываясь саном священника, охмуряют глупых, сентиментальных женщин». Слово-то какое – «охмуряют»! Улыбка оживила его задумчивый взгляд. Что за абсурдное обвинение! Женщины, которым он проповедовал, ни глупостью, ни сентиментальностью не отличались, они ему нравились, но… если бы только Джин знала, какие маневры ему приходится предпринимать, чтобы избежать их чрезмерно навязчивого внимания. Конечно, он обожает теннис и гольф, но нельзя же тратить все свободное время на занятие этими двумя видами спорта в обществе своих прихожанок, а пить чай галлонами он просто физически не способен… С недавних пор Сью Калвин постоянно ставит на стол в его кабинете свежие цветы. Очень красивые цветы – розовые и красные гвоздики, хризантемы, розы, львиный зев, – но всегда, глядя на них, он ощущает неуютное, тревожное чувство.

Кристофер свернул на тропу, петлявшую по лесу и выводившую на склон холма. Оттуда открывался вид на реку, на поля, исчерченные узкими ручейками, на вершины крутых холмов, и там стоял особняк Рэндолфа, возвышавшийся над «Холлихок-Хаус», будто повелитель над своим подданным. Здесь было его убежище. Единственное место, где ему никто не мешал. Лежа на спине и подложив руки под голову, он как следует все обдумает. Или можно уединиться в уютной бревенчатой хижине, ключ от которой дал ему Хью Рэндолф. Вообще-то это была штаб-квартира «Мудрых дев», но Кристофер частенько приходил сюда, пока девочки были в школе. В свое время домик принадлежал Джин Рэндолф, когда она была ребенком…

Джин… Он же запретил себе думать о ней! Вдруг взгляд его упал на розово-белое пятно, видневшееся на тропе. Носовой платок… да не просто платок. Розовый с белым! Цвета Сью Калвин. Она обожала все оттенки красного от бледно-розового до бордового. Однажды он проболтался ей о своем убежище. Она знала, что заседание попечительского совета может закончиться неблагополучно. Неужели предвидела, что он придет сюда? Кристофер не мог, не хотел разговаривать с ней в таком настроении.

Он повернулся и осторожно, будто по полю, усеянному куриными яйцами, двинулся вниз по тропе. И вдруг вздрогнул, услышав звонкий голосок:

– Хей-хо! Крис, куда это вы крадетесь?

Фанчон Фаррелл смотрела на него, сидя в своем стареньком седане. Кристофер перевел дух и рассмеялся:

– Принимаю меры предосторожности. Когда я в последний раз шел по этой тропе, потревожил гнездо шершней.

Фанчон захихикала:

– Не у всех шершней есть крылья. Мне кажется, какое-то жужжание доносится из директорского кабинета банка. Не спрашивайте, откуда я знаю, – не вчера родилась. Залезайте, я вас подвезу. – Увидев, что Кристофер колеблется, она добавила: – Впереди припаркован родстер Сью Калвин. Полагаю, она любуется пейзажем с того места, где стоит хижина. Ну так что? Едете?