Странное дело мертвых жен - [10]

Раздался скрип стула, шорох юбки, и, повернув голову, я увидела, что одна из статуй ожила. Женщина в коричневом платье встала и наклонилась к соседке в сером, что-то тихо говоря ей, так, что я не могла разобрать слов.

– Миссис Смерл?

Женщина выпрямилась. Она перестала быть безжизненной и бесцветной статуей, но стала враждебно выглядящим человеком с темными глазами и мощной линией подбородка, выставленного вперед. Пара каштановых локонов над ушами, девическая причуда, но она не делала ее ни на день моложе своих тридцати восьми.

– Кто вы такие? – спросила она. – Что означает это вторжение? Как вы посмели прийти без приглашения?

Несмотря на праведный гнев в голосе, говорила она негромко и отчетливо, быстро переводя взгляд с меня на мистера Джесперсона.

– Глубочайше прошу прощения, – совершенно неискренне ответил Джесперсон. – Мы некоторое время стучали, так что у нас не было выбора…

– Вы вломились? – спросила она. Локоны дрожали.

– Вовсе нет.

Он с торжествующим лицом показал ключ, и ее глаза расширились от шока.

– Но… как… где…

– А как вы думаете? Когда мистер Смерл узнал, что мы тревожимся за мисс Трэверс, естественно…

– Кто такая мисс Трэверс?

Джесперсон показал на юную леди. Элсинда не выказала никаких признаков того, что что-то услышала, продолжая глядеть в направлении меня пустым взглядом.

Миссис Смерл злобно зашипела.

– Эта юная леди – совершенно не ваше дело, – холодно сказала она.

– Напротив. Ее семья желает, чтобы она вернулась домой.

– Ее дом здесь. И мы – ее семья.

Джесперсон скептически приподнял брови.

– Я бы куда скорее поверил в это, если бы леди сама это высказала.

– Она не может с вами разговаривать.

– Это я уже увидел. Но кто ей мешает?

– Мистер Смерл не желает этого.

– Мистер Смерл, я уверен, не желает быть арестованым и обвиненным в незаконном лишении свободы и других преступлениях.

– Вы смеете угрожать?.. – почти шепотом спросила она и сжала губы в тонкую линию.

– Именно, – беззаботно ответил Джесперсон. – Он может быть обвинен в двоеженстве, хотя я подозреваю, что большая часть его женитьб не была известна за пределами этих стен. Несмотря на поговорку «мой дом – моя крепость», есть некоторые вещи, которые он не может безнаказанно совершать даже здесь. С чего бы вам его защищать? Вряд ли вы довольны тем, что делите мужа с другими женщинами. Женщинами, которых он украл у их семей, вынудил подчиняться…

Ее бледное лицо побагровело.

– Как вы смеете! Мистер Смерл хороший человек и идеальный джентльмен. Он никогда не применит силу к женщине – он никогда не заставлял нас ничего делать против нашей воли.

– Вы называете это волей? – спросил Джесперсон, показывая на безмолвных и неподвижных женщин.

– Вы ничего о нас не знаете. Это для их же блага. Так их дни проходят лучше.

– В наркотическом сне? Да, осмелюсь сказать, у обитателей опиумных притонов есть свои причины. Но почему же жизнь жены такого «совершенного джентльмена» требует подобного бегства от реальности?

Он продолжал говорить, а я все больше нервничала. Сколько мы уже здесь? Что, если у Смерла возникнут подозрения, когда он узнает, что кто-то спрашивал про его жену, и уже отправился домой?

Я поглядела на взвинченную крохотную женщину – я сама невысокая, но она была еще меньше, – и заговорила:

– Вы можете оправдывать этого человека и вашу с ним жизнь как угодно, но мы пришли за мисс Трэверс и намерены вернуть ее домой.

– Здесь нет мисс…

– Элсинда, – резко сказала я, и та подошла чуть ближе. Заставить ее двигаться саму было делом сложным. Я снова обратилась к разозленной женщине:

– Вы можете ее разбудить?

– Зачем мне это?

– Если она пожелает остаться, дайте ей это самой сказать, и мы уйдем.

Она уставилась на меня.

– Вы уйдете без нее?

– Конечно. Мы не станем забирать ее против ее воли.

Я вовсе не была уверена, что говорю правду.

– Уверяю вас, если юная леди скажет, что хочет остаться, мы позволим ей это сделать. В противном случае мы отведем ее туда, куда она пожелает, – сказал мистер Джесперсон.

– И позволите ей распространять ложь про нашего мужа? Нет. Она доставит нам слишком много неприятностей.

Отвернувшись, она начала бормотать, поднимая загипнотизированных одну за другой. Под конец я начала слышать ее голос, и поняла, что она повторяет простую фразу на латыни, завершая ее именем каждой женщины.

– Carpe diem, Виолетта, – сказала она.

Вот, значит, что у Смерла играло роль слов «Сезам, откройся», чтобы освободить их от заточения. Их медленные ответы, непонимающее и сонное поведение позволили мне решить, что непосредственной опасности нет, хотя я не исключала подобной возможности. Того, что простая пара слов от этой женщины может превратить их в фурий. Как у тюремщиков всегда есть «доверенный» среди заключенных, так и, по всей видимости, Смерл дал своей первой жене власть над остальными. Лишь только с ее согласия он мог собрать себе эту коллекцию «мертвых» женщин. Если бы она проговорилась, он бы уже был в тюрьме, а все эти женщины – на свободе, в своих семьях. Это ее вина, не меньше, чем его, подумала я, и у меня в груди запылала ярость, смешанная с презрением. Может, я и была несправедлива к ней, может, он потратил годы на то, чтобы сломить ее дух, сделав ее своей жалкой рабыней, но я не чувствовала, что она порабощена, стоя перед нами со злобной ухмылкой на лице, понимая, что она делает выше шансы сладить с нами…