Странное дело мертвых жен - [8]

– Конечно же, ее похоронили заживо, – сказал Джесперсон.

Я вздрогнула, вцепившись пальцами в его руку. Он с удивлением поглядел на меня.

– Ты ведь заметила сигнализацию в домике у Бейли?

– Я думала… это для того, чтобы оповестить его о вторжении. Защита от похитителей тел, быть может?

– И как бы это мертвые могли позвать на помощь? Признаюсь, я сам не понимал, пока не прочел брошюру, которую дал мне мистер Бейли.

И он процитировал строки, которые все проясняли.

«Безопасные гробы, сделанные в соответствии с оригинальной конструкцией мистера Смерла (защищено патентом), доступны для использования за вполне разумную дополнительную плату. Встроенная система сигнализации очень быстро предупредит охрану кладбища (следящую за ним днем и ночью) о случае пробуждения, если случилось так, что человека похоронили по ошибке. В этом случае гроб обеспечит выживание находящегося в нем, с поступлением достаточного количества воздуха, до тех пор, пока не будет проведена эксгумация с максимально возможной быстротой и минимумом неудобств для пострадавшего».

– О Боже, – пробормотала я, чувствуя, как у меня подгибаются колени. С трудом сдержала желание резко и судорожно вдохнуть.

Он сжал мою руку.

– Можно надеяться, что она провела без сознания достаточное время и не испытала страх, очнувшись в гробу. Поскольку Смерл знал, что она не умерла, не было причин давать ей звонить, призывая на помощь… если только он не желал проверить свою систему… прости, пожалуйста, – сказал Джесперсон сокрушенно. – Вот мы и на месте.

Мы оказались на длинной изгибающейся улице, солидные дома на которой были в изрядном отдалении от дороги, отделенные от нее садами.

– Какой там дом?

– Вон тот, я думаю. Не можешь разглядеть номер у ворот? Тот, на который ракитник свисает?

Я понятия не имела, как выглядит ракитник, но увидела ворота, прикрытые высокими кустами. Когда мы подошли ближе, я разглядела номер «14» под листьями.

Мистер Джесперсон открыл ворота и повел меня внутрь, жестом показав, чтобы я шла первой по узкой дорожке к парадной двери дома. Я не думала ни о чем. Когда мы подошли к двери, я просто отошла в сторону и позволила моему партнеру постучать. Мы подождали. Он постучал снова. Тянулись секунды, меня начало познабливать от тревоги и разочарования. Не было слышно никакого движения внутри, даже скрытного, ни шагов, ни тихо закрывающейся внутренней двери, но почему-то нависшая тишина не создавала ощущение пустого дома.

Дверь, конечно же, была закрыта.

Джесперсон сунул руку во внутренний карман пиджака, потом передумал и огляделся вокруг. Я проследила на его взглядом. Он осмотрел притолоку, простенький коврик перед дверью и болезненное растение в терракотовой кадке справа от двери, вроде бы лимон. Подойдя к кадке, он нагнулся, приподнял ее, пощупал рукой под ней и с радостным лицом достал ключ.

Большой старомодный ключ, такой, каким можно открывать и закрывать дверь с обеих сторон, закрыть или закрыться. Джесперсон начал поворачивать ключ, и я услышала мягкий, но тяжелый ход механизма. Дверь открылась. Спустя мгновение мы оба стояли в темном холле с высоким потолком, стенами, покрытыми темно-зелеными обоями с набивным рисунком, лестницей и темными резными дверьми, конечно же, закрытыми, в стенах по бокам.

– Миссис Смерл, – окликнул мой партнер, и я едва не подпрыгнула. Его громкий голос, казалось, был более грубым вторжением в дом, чем то, что мы вошли. – Миссис Смерл? Пожалуйста, не пугайтесь. Мы не причиним вам вреда. Надеюсь, вы не возражаете, что мы позволили себе войти.

Он замолчал, а я затаила дыхание. И что-то услышала. Поглядев ему в глаза, поняла, что он тоже услышал. Слишком слабый звук, чтобы понять, что это. Из-за двери справа.

Когда дверь была открыта, мы увидели комнату, наполненную женщинами. Все сидели безмолвно и неподвижно, будто куклы размером с человека.

– Прошу прощения, – начал Джесперсон, но его слова упали, будто камни, в безмолвие, и он не стал продолжать.

Всего их было шестеро, сидящие в гостиной, будто члены какого-то женского религиозного ордена вышивальщиц, неожиданно обездвиженных заклинанием, как то, что хранило Спящую Красавицу в замке. Если они и спали, то с широко открытыми глазами, но, видимо, ничего не видели. Я поняла, что они живые, не восковые фигуры и не трупы, по еле заметным движениям – дыханию, очень медленному, морганию, очень редкому.

Мы тихо пошли дальше, не говоря ни слова, хотя вряд ли даже более грубое поведение нарушило бы эту неестественную зловещую тишину. Приглядевшись получше, я увидела, что это разные люди, а не одинаковые куклы, какими они мне сначала показались. Небольшие вариации в одинаковых простых, но хорошо пошитых шелковых платьях, как и в цвете волос – мышиные оттенки коричневого, бежевого и серого. Сходство лиц, как у родных сестер, оказалось, более всего, лишь сходством отсутствующего их выражения, будто их копировали с одной маски. Мне даже сложно было сказать, можно назвать их простыми или красивыми.

Две достаточно сильно отличались от остальных. Первая – тем, что она была явно старше остальных, с седыми волосами и слегка сутулая, вторая – очень молодая, с золотистыми волосами.