Странники у костра - [47]
— Москву показать?
— Больно, Ваня… Ну так и быть, покажи.
— Шучу, Вовка. Пока. И мать слушайся. А то никаких кормушек. Приду. Приду, Вовка. Слово-олово. Или золото?
— Золото, Ваня.
— Значит, золото. Жди.
Татьяна и Таборов прогуливаются возле клуба — только, только встретились. Желтые тополя и костры рябины. За клубом высится в удалении знаменитая скала с лозунгом на груди: «Пьивет первопроходцам!»
— Рядом живем, да редко видимся, — говорит Таборов. — Почему так?
— Тебе ли спрашивать, Афанасий? Летим, бежим и не оглядываемся.
— А в самом деле, Таня, как живешь?
— Справляюсь понемногу. Даже свахи заглядывают. Тут, мол, вдовец один на примете. Нельзя же одной жить.
— А ты? — Таборов морщится от неловкости. — Извини, Таня, спрашиваю, как… Не чужие же, ладно?
— Я недавно на кладбище была. Мне ясно так стало: никто Сашку скоро помнить не будет. И меня от памяти жизнь будет оттаскивать: Вовка растет, сама еще не старая.
Таборов смотрит в землю.
— Конечно, не старая. О чем ты?
— А я должна помнить, если не хочу быть хуже… нищей старухи. Афанасий, ты что в глаза не смотришь? Думаешь, причитаю? Я трезво говорю…
— Тебе, может, помощь какая нужна? Таня?
— Батюшки! Опять ты про помощь! На днях же какой-то был. Очень прошу, ну не нужно больше шефства. Хватит этих тимуровских милостей.
— Перестань, Таня. С чистым сердцем все делается.
— Правильно! Но вы посочувствовали, помогли, тоску мою благородно подчеркнули — и хоть белугой вой. Лучше не надо. Очень прошу… Как в спектакле каком участвуешь. Шефы — главные герои, а ты — неизвестно кто, но тебя все жалеют. Не нравится мне это.
— Таня, но ты представь. Появляется в моей конторе человек и думает только о себе. А мы ему наглядно объясняем: ты неправ…
— Ох, Афанасий. Какой ты упрямый… Ладно. Иногда присылай. Но только в воспитательных целях.
— А других у меня нет.
— Да, да, рассказывай. Хлебом тебя не корми, но дай побыть благодетелем…
— Ну вот. Оттаяла — и хорошо.
Пасмурное воскресное утро. Тучи так тесно припали к Каре, что, кажется, хотят укутать село своей сизой, холодной ватой.
Иван шатается по общежитию, не зная, куда себя деть. Виктор валяется на койке, слушает радио. Спрашивает:
— Ты чего дома?
— Никуда неохота.
— А мне хорошо, — Виктор закидывает руки за голову. — Лежу и умнее всех себя чувствую. А ты как?
— Дурак дураком. Хожу, маюсь, и никакого толку.
— Вспоминай. Ляг на койку и потихоньку прокручивай: там был, то говорил, туда-то пошел, пиво холоднее было, девушка под сиренью ждала, а ты не торопился…
— Нет уж, если вспоминать, из-за всего совестно: не то говорил, не то делал, не туда торопился.
— Ты фокусы любишь? Садись, покажу. — Виктор оживляется, садится на кровати, достает из-под подушки колоду карт.
— Загадай любую.
— Знаю, знаю я этот фокус! — Иван идет к двери.
— Ваня! Ну давай на балалайке будем учиться. У меня самоучитель есть.
— А у меня слуха нет!
Знакомый двор — Вовка потерянно бродит, тычется то в один угол, то в другой. Совсем он озяб, но в дом не идет. Присаживается на любимые качели.
В проеме калитки Иван. Вовка его не видит.
— Эй, Вовкин-суровкин. Здорово живешь, — негромко говорит Иван.
— Ваня… — тихо, неверяще шелестит Вовкин голос. Но вот толком разглядел Ивана, вскочил, рукавом обмел нос и звонко, радостно запел: — Ваня пришел!
На крыльцо выскакивает Татьяна, простоволосая, в затрапезном платье, в калошах на босу ногу. В руках мокрая тряпка — видимо, мыла пол.
— Что такое?! Вовка?! Осатанел, да? Что за крик?! — она укоряет Вовку, но без визгливых нот.
Иван, улыбаясь, загораживает его.
— Это я осатанел. Здрасьте. Иван Митюшкин. Зашел к старому другу.
— Извините. Перепугалась — поздороваться позабыла. — Татьяна задерживает темные неподвижные глаза на Иване. — Татьяна я. Спасибо за картошку.
— Вы не остыньте так-то?
— Ничего. Заходите в дом, сейчас чай поставлю.
— Чай еще заработать надо. Есть, нет работа-то?
— Есть, есть, Ваня! Дополна работы, пошли! — Вовка тянет Ивана. — Сама говорила, в сарае у нас черт ногу сломит!
— Все, Вовка, конец! — Она беспомощно всплескивает руками. — Опять тыкаешь, ровню нашел? Сколько говорить, нельзя так со взрослыми!
— Ваня, скажи.
— Мы с ним решили на «ты», чтоб головы не морочить.
— Ну и сын у меня! Стоять бы тебе сейчас в углу, ну да к вечеру заработаешь.
В сарае не только человек — действительно, черт сломит ногу. Доски, ящики, узловатые, витые чурбаки, которые не возьмешь ни одним колуном, рваные сапоги, туфли, телогрейки, гора пыльных банок и бутылок — вся эта дребедень с какою-то мелочной, незначительной настойчивостью напоминает: в доме давно нет хозяина. Иван заставляет Вовку перетащить на огород рванье и тряпье.
— Снова костер запалим.
Между делом, по пути, мастерит Вовке хоккейную клюшку: тешет из доски рукоятку, один конец запиливает и вставляет в него дощечку от ящика. Пара гвоздей, подвернувшийся кусок изоленты, — и Вовка, сдерживая восхищение, опять развесил под носом провода.
Иван молча вытирает Вовке нос и треплет шутя за синюю, смерзшуюся морковку.
На крыльцо выходит Татьяна:
— Эй, работнички. Пора и ложками поработать.
На Татьяне другое платье — оно туго очерчивает стан и грудь. Волосы собраны в тяжелый узел.
Рассказы, созданные писателем в разные годы и составившие настоящий сборник, — о женщинах. Эта книга — о воспитании чувств, о добром, мужественном, любящем сердце женщины-подруги, женщины-матери, о взаимоотношении русского человека с родной землей, с соотечественниками, о многозначных и трудных годах, переживаемых в конце XX века.
Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.
В книгу лауреата Ленинского комсомола Вячеслава Шугаева «Избранное» входят произведения разных лет. «Учителя и сверстники» и «Из юных дней» знакомят читателя с первыми литературными шагами автора и его товарищей: А. Вампилова, В. Распутина, Ю. Скопа. Повести и рассказы посвящены нравственным проблемам. В «Избранное» вошли «Сказки для Алены», поучительные также и для взрослых, и цикл очерков «Русские дороги».
В искромётной и увлекательной форме автор рассказывает своему читателю историю того, как он стал военным. Упорная дорога к поступлению в училище. Нелёгкие, но по своему, запоминающиеся годы обучение в ТВОКУ. Экзамены, ставшие отдельной вехой в жизни автора. Служба в ГСВГ уже полноценным офицером. На каждой странице очередной рассказ из жизни Искандара, очередное повествование о солдатской смекалке, жизнеутверждающем настрое и офицерских подвигах, которые военные, как известно, способны совершать даже в мирное время в тылу, ибо иначе нельзя.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.
В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.