Странная практика - [72]

Крансвелл расплылся в улыбке.

– А я уже боялся, что не дождусь!

Он стремительно ушел, а вернулся с очень недурной кавалерийской саблей девятнадцатого века. Когда он на пробу ею взмахнул, Ратвен поспешно попятился. Судя по виду, он уже серьезно сомневался в разумности данного разрешения. Грете стало любопытно, откуда взялась эта сабля, кто в последний раз ею пользовался и как бы владелец отнесся к ее нынешнему использованию.

Остальные остались без оружия, но надели шелковые перчатки, а Варни с Ратвеном захватили по куску того, что еще совсем недавно было лучшими шелковыми тюлевыми занавесками, – в качестве защиты от ультрафиолетового излучения. Варни с подозрением покосился на свой сверток и засунул его в карман – насколько тот туда влез.

– Надеюсь, вы насчет этого не ошиблись, – заметил он.

– Я тоже надеюсь. Проверим, – сказал Крансвелл. – Давайте трогаться.

В прихожей Грета порывисто обняла Фаститокалона.

– Изволь быть осторожным! – приказала она ему. – И вы все. Я… просто берегите себя. Вы мне нужны.

– Приложим все силы, – мягко пообещал он… и ей пришлось этим удовлетвориться.

От Фаститокалона она перешла к Ратвену: тот моргнул от неожиданности и ответно ее обнял, потом к Крансвеллу, который не моргнул, а ухмыльнулся, а потом к Варни… и остановилась.

– Сэр Фрэнсис, – сказала она, глядя на него.

Он был совершенно не из тех, кого обнимают.

Спустя мгновение он отвесил ей изысканный поклон, взял ее руку в свою – холодную, твердую, но очень бережную – и запечатлел на ней невесомый поцелуй. По ее телу пробежала дрожь, так что руки и ноги покрылись гусиной кожей и все волоски на теле стали дыбом, и на долю секунды, выпрямляясь, Грета увидела свое отражение в его глазах. По телу прокатилась волна дезориентирующего онемения, как в тот момент, когда она прикоснулась к нему во время подчинения Хейлторпа, а в голове у нее прозвучало невероятно мелодично и еле слышно, но абсолютно четко: «Спасибо».

После чего он разорвал визуальный контакт. Звук, свет и время вернулись стремительно, она отступила на шаг, чувствуя, что краснеет, не имея никакой возможности с этим справиться и едва успев подавить слезы гнева и испуга.

– …Удачи, – договорила она, огромным усилием воли не позволив своему голосу дрогнуть.

Варни молча кивнул и повернулся вместе с остальными – а она заметила, что волосы у него стали почти полностью черными, только кое-где проблескивали серебряные нити. Грета вспомнила, как в ночь своего здесь появления видела его спутанные волосы разметавшимися по диванным подушкам (неужели с того момента прошло меньше недели?), сплошь серебристо-седые, с более темными прядями, вспомнила, как он неожиданно улыбнулся ей и на секунду его лицо стало запоминающимся по совершенно иной причине.

Ратвен открыл дверь в ночную темноту, а Грета смотрела, как они уходят. Из яркого света в черноту. Тьма казалась почти непрозрачной, сомкнулась вокруг них, словно тушь, словно их вообще никогда не существовало. На мгновение Грета застыла на пороге, но холодный воздух хлестнул по лицу, и она ушла назад. Она беспомощно подумала о путешественниках, отплывающих куда-то за холодный неизведанный океан, уходящих за пределы досягаемости, за пределы помощи, куда она последовать не может.

Грета привалилась спиной к закрытой и запертой двери, а потом медленно скользнула по ней и села на пол, глубоко дыша и стараясь привести мысли в порядок. Еще минутка – и она поднимется наверх, сидеть с Хейлторпом. Еще минутка.

Звонок ее телефона в гулкой прихожей показался ужасающе громким, и она поспешно достала его из кармана, внезапно уверившись, что это кто-то из них позвонил сказать, что они передумали, что она все-таки может отправиться с ними…

Это было не так. Грета со вздохом приложила мобильник к уху.

– Привет, Деж, – сказала она. – Я почти уверена, что завтра снова не выйду. Извини, что все время прошу тебя помочь…

Надежда прервала ее – непривычно резким тоном:

– Грета, Анна пострадала. Я сейчас с ней, в больнице.

Грета замерла. Уже ставшая привычной морозная волна адреналина снова захлестнула ее, камнем упав в желудок.

– Пострадала – как? – вопросила она.

– Какой-то маньяк с ножом. Шла домой из приемной. Все будет в порядке, но ей придется остаться здесь на ночь, а может, и еще на сутки. – Ведьма все еще говорила резко, тоном, полным разъедающей тревоги. – Я могу взять на себя завтрашний прием, но послезавтра мне надо быть в Эдинбурге, так что, если ты все еще не освободишься, нам надо либо закрыться, либо позвать на помощь кого-то еще… Грета, ты меня слышишь?

– Да, – бесцветно ответила Грета, уставившись на стену прихожей, но ничего не видя. Сжимающие телефон пальцы стали холодными и онемели. – Слышу. Забудь про прием. Рассказывай про Анну.

– Я уже сказала: она закрыла приемную и шла к автобусной остановке. Говорит, что весь день ей было как-то беспокойно, а как только вышла на улицу, стало гораздо хуже: как будто за ней следят или даже преследуют, но она никого не разглядела.

Грета увидела всю картину очень-очень ясно: темная тень, невидимая в ночи, и единственный признак ее присутствия – две точки голубого света, наблюдающие, как Анна включает охранную систему, запирает входную дверь и уходит… а они следуют за ней. Бесшумно скользят от тени к тени, избегают пятен света от уличных фонарей, медленно сокращают дистанцию, пряча в рукаве уродливый отравленный клинок.