Глава первая.
Смерть Дель Амико
Автомобильные фары мелькают за сломанными жалюзи мотеля.
Когда свет задерживается в комнате, Мириам смотрит в зеркало.
«Такое ощущение, что меня потрепало на пыльном шоссе», — думает она. Грязные, порванные джинсы. Тесная белая футболка. Обесцвеченные волосы, у корней тёмные, цвета земли.
Мириам кладет руки на бедра и крутится туда-сюда. Тыльной стороной ладони она стирает помаду с тех мест, где, целуя её, размазал Дель.
— Свет должен быть включен, — ни к кому не обращаясь, говорит Мириам, предсказывая будущее.
Она включает лампу на прикроватной тумбочке. Желтый свет цвета мочи освещает жалкий номер.
В центре, словно парализованный, сидит таракан.
— Кыш, — говорит Мириам. — Вали отсюда. Пшел прочь.
Таракан не заставляет себя долго ждать. Его тельце с облегчением скрывается под кроватью.
Итак, вернемся к зеркалу.
— Они всегда говорили, что у тебя ветхая душа, — бормочет Мириам. Сегодня она действительно это ощущает.
В ванной шипит душ. Время почти подошло. Мириам садится на кровать и зевает, потирая глаза.
Она слышит, как скрипит ручка от душа. Трубы за стенами заикаются и стенают, словно отходящий поезд. Мириам сильно-сильно сжимает свои обезьяньи пальцы. Хрустят костяшки.
В ванной напевает Дель. Какой-то сраный захолустный мотивчик кантри. Мириам ненавидит кантри. Тупая, пульсирующая музыка Хартленда. Подождите. Это же Северная Каролина, верно? Разве Северная Каролина — это Хартленд? Да какая разница. Хартленд. Конфедерация. Широко Распахнутое Нигде. Разве это важно?
Дверь в ванную открывается и в призрачных клубах пара появляется Дель Амико.
Когда-то он был привлекательным. Да и сейчас еще тоже ничего, если смотреть на него при этом освещении. Средних лет, худой, как соломинка. Жилистые руки, крепкие лодыжки. Дешевые боксеры обтягивают костлявые бедра. «У него приятный подбородок, — думает Мириам, — и щетина совсем не жесткая». Он широко улыбается и проводит языком по зубам — блестящие жемчужины, язык проходит по ним со скрипом.
Мириам ощущает мятный запах.
— Полоскалка для рта, — говорит он, причмокивая губами и выдыхая горячее свежее дыхание в её сторону. Вытирает полотенцем голову. — Нашел немного под раковиной.
— Супер, — говорит Мириам. — Слушай, я тут придумала новый цвет для восковых мелков: тараканий.
Дель выглядывает из-под капюшона скрученного полотенца.
— Чего? Восковые мелки? Какого черта, ты, вообще, о чем?
— Крайола делает мелки всяких сумасшедших цветов. Ну, ты знаешь, например, жженная умбра [1]. Жженная охра. Отбеленный миндаль. Цвет детского дерьма. И так далее и тому подобное. Я просто хочу сказать, что у тараканов какой-то свой собственный цвет. Он особенный. Крайоле следует об этом подумать. Детишки такое любят.
Дель хохочет, но он явно немного смущен. Он продолжает вытираться, но вдруг останавливается. Смотрит на Мириам искоса, словно пытается разглядеть тех дельфинов на стереокартинках из серии «Волшебный глаз».
Он оглядывает её сверху вниз.
— Мне казалось, ты говорила, что останешься здесь… устроишься поудобнее, — говорит Дель.
Мириам пожимает плечами.
— Ох. Нет. По правде говоря, мне нигде не бывает удобно. Прости.
— Но… — его голос затихает. Ему хочется это сказать. Губы образуют слова еще до того, как они вылетают изо рта. Потом, наконец: — Ты не раздета.
— Очень наблюдательно, — говорит Мириам, показывая ему большой палец и подмигивая. — У меня плохие новости, Дель. Я ведь не шлюха с большой дороги, поэтому этим прекрасным вечером мы трахаться не будем. Или утром. Думаю, уже утро? В любом случае, никакого секса. Нет тела, нет дела, как говорится.
У него напрягается челюсть.
— Но ведь это было твое предложение. Ты мне должна.
— Учитывая, что ты мне еще не заплатил, и учитывая, что в этом штате проституция вне закона, хоть я и не такой уж приверженец морали; честно говоря, я вообще считаю, то, чем люди занимаются, это сугубо их личное дело, но не думаю, что я тебе что-то должна, Дель.
— Черт побери, — говорит он. — А ты любишь слушать свой голос, да?
— Люблю. — Она любит.
— Ты лгунья. Обманщица с поганым маленьким ротиком.
— Мама всегда говорила, что у меня рот как у матроса. Не по манере, а по тому, какое дерьмо из него льется. И таки да, я большая жирная лгунья. Даже мои рваные джинсы горят на мне.
Такое ощущение, он не знает, что делать. Мириам это видит; она реально его завела. Ноздри раздуваются, как у быка перед броском.
— Леди должна быть вежливой, — это все, что он может процедить сквозь зубы. Дель отбрасывает полотенце в угол.
Мириам фыркает.
— Так это же про меня. Я и есть прекрасная долбаная леди.
Дель глубоко вздыхает, подходит к комоду и надевает на запястье дешевый Таймекс. Почти сразу он видит то, что Мириам положила рядом с часами.