Страна поднимается - [9]

— Человек, одолевший француза и японца, — сказал он, — сейчас в Анкхе. Он зовет пятерых от каждой деревни спуститься туда поговорить с ним. Концы здесь, у нас в горах, длинные, ему самому все деревни не обойти, не объясниться с людьми.

Деревня Конгхоа собралась и решила:

— Да, надо! Надо спуститься в Анкхе и повидать старика с бородой. Пусть дядюшка Па выберет ходоков.

Старый Па встал и начал выкликать людей по именам:

— Дядюшка Шринг!..

Нуп, протиснувшись сквозь толпу, стал впереди и следил за каждым движением губ старого Па. Легкий ветер шевелил нити стариковой бороды.

— Где дядюшка Шринг? — спросил Па.

— Здесь, здесь я!

— Матушка На!.. Сестра Кхон!.. Брат Ньюнг!..

Нуп, привстав на носки, шагнул вперед и кашлянул. Но старый Па по-прежнему не замечал его. Перебирая пальцами жидкую бороду, Па улыбнулся:

— Ну вот, уже четверо… да я в придачу. Будет ровно пять.

У Нупа глаза налились кровью, расталкивая соседей, он добрался до дядюшки Па и спросил:

— Почему не взяли меня в ходоки?

— А тебе самому и невдомек? — Старый Па понизил голос. — Нет, Нуп, тебе никак нельзя идти с нами. Кто знает, впрямь ли тот старец хороший человек. А ну как он схватит тебя?

— Сам-то вы идете…

Старик усмехнулся, сощурясь:

— Ну, я другое дело. Стар уже, вот и пойду разведаю все сперва. Пусть похватают нас, стариков. Ты, Нуп, нужнее здесь, в деревне…

Прошло два дня, и ходоки вернулись — все пятеро. Соседи собрались, приступили с расспросами:

— Что, видели старика?

— Нет, самого старика не видели. Зато повидали пропасть народу — и киней, и наших горцев. Столько всего говорено было — до конца и не поймешь. С виду все вроде хорошие люди. Через десять дней в Анкхе праздник, приглашают по два человека от каждой деревни.

Нуп толком так ничего и не понял. Только разгорячился, растревожился. Десять дней спустя он вместе с дядюшкой Па пустился в дорогу. День в одни конец, ночь там, день обратно. Теперь все стало ясно.

…Нуп поднимается на крыльцо общинного дома — пусть все его услышат. Он в одной лишь набедренной повязке. Лиеу, с трудом пробираясь в толпе, видит, как солнечные блики играют на его мускулистой груди. Солнце светит прямо ему в глаза, затененные бровями; блестят обнаженные в улыбке зубы. Ах, как он статен, силен, красив!

— Раньше наша деревня Конгхоа в одиночку билась с французом, — говорит Нуп, — и потому мы терпели всегда неудачи. Но теперь, узнали мы, вся страна — и бана, и еде, и зиарай, и кини с мнонгами, как один человек, поднялись на француза. Он уже побежден. Вся наша земля в руках соотечественников. Пришла независимость.

— Независимость, какая она? — спрашивают люди.

Глаза Нупа снова загораются на солнце. Он улыбается:

— Независимость значит вот что: никто больше не будет гнуть спину на француза и платить ему подати, хочешь работать в поле — ступай, хочешь охотиться — охоться, надумаешь промышлять пчелиный мед и воск — иди в лес. Спускайся, когда душе угодно, на равнину, выменивай у киней соль, тканье, топоры с тесаками. Нет больше нужды скрываться в лесных чащах.

— О-о, вот это да!..

— Радость-то какая!..

— Кто помогал раньше нам, людям бана, биться с французом? — продолжал Нуп, — Никто!.. А теперь нам шлют подмогу дядюшка Хо[13] и Правительство.

— Ну а старца с бородой видели? — спрашивают опять люди.

— Нет, не видали покуда. Старец с бородой и есть дядюшка Хо!

— Дядюшка Хо — оп кто? — спрашивают люди. — Наш земляк или чужеземец?

— Земляк нам, свой человек.

— Да, здорово!..

— А как это он умудрился одолеть врага?..

Тут уж ни Нуп, ни старый Па ничего не могут ответить. Им известно одно: дядюшка Хо — он во всем знает толк: поле ль вспахать, чтить ли стариков, пестовать детей, любить ли родную землю.

— Ладно, сейчас-то он где? В Анкхе?

— Нет, в Акхе его нету. Он далеко отсюда. Говорят, будто в Ханое.

Да, никто в деревне не знает, где он есть, этот самый Ханой. Все зацокали языками.

— Видать, далеко!..

— А жаль, не живет он поблизости. Хоть одним бы глазком глянуть.

— Та-ак, а дядюшка Правительство, он где? И в каких годах?

— Правительство, — говорит старый Па, — вовсе и не дядюшка. Это не один человек, а много-много людей.

Но люди не понимают, что же такое Правительство. Тогда берется за дело Нуп:

— В Правительстве много людей и все — наши земляки: бана, еде, кини, мнонги, седанги… Они сообща заправляют делами по всей стране, а французу с японцем власти не дают.

Люди радуются, смеются:

— Здорово, а!

— Вот она, независимость!..

Нуп говорит соседям: пора отправляться в лес за добром, припрятанным по пещерам и зарослям. Гип принес из леса свой рожок дингнам и задудел: «Е-е-е… уан! уан! уан!..» И пошло веселье в деревне почище даже, чем в тот день, когда впервые едят новый рис, или в год богатого урожая.

А Нуп все не может забыть время, проведенное в Анкхе. Вспоминает, как встал тогда и обратился к народу человек из племени кинь, а за ним другой, из горцев, сказал свое слово. За спиною у них высилось красное знамя, а на нем была нарисована желтая звезда…

На улицах, куда ни пойдешь, всюду толпы. Нуп видел одни черноволосые головы да красные флаги. Киней и горцев — великое множество, и впервые на памяти Нупа они шли все вместе, держась за руки, и шумели, точно река Ба в своем порожистом русле. Каждый говорил, говорил без умолку — тут тебе и язык бана, и еде, и киней, и седангов, — люди не понимали друг друга, но всем было весело, вольготно…