Страна поднимается - [35]

— Да уж пятый день пошел. Только я туго соображаю.

Тхе — он что-то ищет, наклонясь над своей холщовой сумкой, — говорит, не поворачивая головы:

— Нет-нет, он молодец, быстро все схватывает. Еще два месяца, и читать будет…

Пуп снопа глядит на Са. Он вспоминает собственную свою юность. И радуется за Са, чувствуя, как душу его переполняет теплота и нежность к обоим — Са и Тхе.

— Ничего, — говорит Тхе, — скоро и ты, Пун, выучишься грамоте.

— Стар я, — смеется Нуп, — мне этой премудрости не одолеть. Научиться бы хоть как следует бить француза.

Ежели припомнить последний месяц, то он каждые три или пять дней приходил сюда, в лес Баланг, повидать Тхе. И день ото дня все яснее видел: Тхе очень похож на Кэма. Всякий раз он понемногу посвящал Тхе в дела своей деревин Конгхоа. И Тхе при каждой их встрече рассказывал ему что-нибудь новое. Кто, как не Тхе, вразумил Нупа: надо вырубать лес и очищать поля сообща, всей деревней. Раньше ведь каждый усердствовал на своем поле. Люди посильней, посноровистей бывали сыты. А старым да хворым или вдовицам с сиротами под силу ли возделать доброе поле? Вот и приходилось в конце года голодать — соберут им люди рису или кукурузы, помогут малость, только на всех ведь не напасешься. А теперь работают вместе, всем миром. Разбился народ на артели — в каждой и силачи есть, и кто послабее. Сегодня всей артелью рубят иль выжигают лес на поле одной семьи (или, как говорится, для одного очага), завтра — валят деревья, жгут валежник на другом. Работа спорится, поля, какое ни возьми, возделаны превосходно, еды каждой семье хватит до конца года. Сейчас уж, если в делах деревенских случится загвоздка, Нуп сам идет за советом к Тхе, и тот всегда находит наилучший выход.

Наглядевшись, как Са выводит свои прописи, Нуп оборачивается и смотрит опять на Тхе. Он знает: Са всегда вместе с Тхе, как тень; он и ночует здесь, в лесу, а днем промышляет в ручье улиток в раковинах, крабов, рыбу и потчует Тхе. Почему-то вдруг Нуп вспоминает, как земляки то и дело твердят ему: «Пора, давно пора привести Тхе. Чего ты все тянешь да откладываешь?» И решает: ладно, вот высадим рис, и Тхе придет в Конгхоа, пусть народ поглядит на него.

Но самому Тхе он пока ничего не говорит.

Тхе и Пун вдвоем выходят из шалаша и усаживаются под огромным деревом кэпонг. Длинные толстые ветви его, обросшие пучками длиннющих листьев, точно руки исполинского гиббона тянутся вниз, к ручью, поплескаться в прозрачной воде.

Сегодня Тхе заводит речь вот о чем: деревня Конгхоа не должна больше уходить с обжитого места. Пуп, широко раскрыв глаза, глядит на ветви кэпонга.

— Да нет, Тхе, поверь, народ Конгхоа вовсе не по своей воле кочует по горам. Но, оставаясь на одном месте, нам от француза не отбиться, он нас тогда одолеет. Ведь камнеметы, ловушки с шипами, луки-самострелы — все оружие наше хорошо лишь по первому разу. Сила его — внезапность. В другой раз французу все уже известно, снова его не сразить. Он пошлет самолет с бомбами, а от них никуда не скроешься. Вот люди Конгхоа и бродят по лесу, как дикие звери, — нынче в этой чащобе, завтра в другой…

— Ну, а с полями как же? — спросил Тхе.

— Тут ничего не поделаешь, — протяжно вздохнул Нуп. — Если уходим недалеко, возделываем старые поля. А заберемся подальше — значит, землю бросай. Нынче по всем склонам Тьылэй не счесть делянок, покинутых моими земляками. Говорят, будто мы, бана, не привязаны к своим полям. Неправда это! Каждое поле щедро полито нашей кровью и потом… Сами горюем, но что поделаешь!

Тхе оборвал лист с ветки, не спеша разорвал его пополам, потом — на четыре части, на восемь, скомкал, бросил наземь и отряхнул руки.

— Дядюшка Хо, — сказал он, — учит: только с доброго поля сыт человек, голодному не выдержать долгой войны, не осилить французов. А если все время бросать поля, сыт не будешь. Надо найти способ удержаться на одном мосте, бить врага, возделывая старые свои земли, и никуда больше не убегать…

— Разве есть такой способ?

— Есть… Надо, Нуп, переиначить весь деревенский уклад.

— Как это — переиначить?

До вечера Тхе толковал с Нупом о том, как перестроить жизнь в Конгхоа, сделать ее настоящей деревней Сопротивления и больше не уходить от врага. Перво-наперво надо создать отряд ополченцев; потом построить в недоступном месте тайные дома-убежища, еще одну потаенную деревню в чаще леса, спрягать в тайниках рис, проложить скрытые троны — но ним старики, женщины, дети смогут уйти при приближении француза. Надо ставить еще больше ловушек с шипами, получше охранять подходы к деревне…

Под вечер, собираясь домой, Нуп достал из заплечной своей корзины тыкву-горлянку и протянул ее Тхе.

— Что это? — спросил тот.

Пуп, поставив флягу на землю рядом с валуном, сказал:

— Здесь, в тыкве, пчелиный мед. Раньше у нас жил брат Кэм и ел мед. Деревня Конгхоа знает, люди из племени кинь любят пчелиный мед, и посылает его тебе в подарок.

Помня, что обычай бана не велит отказываться от подарков, Тхе ответил:

— Прошу тебя, Нуп, передай мою благодарность и привет всем твоим землякам!

* * *

Луны нет на небе, но и без нее очень светло. Госпожи звезды в красных и синих нарядах мерцают, качаются, не стоят на месте и, кажется, шелестят на ветру, будто листья в лесу. Пуп и Тхе лежат на земле и глядят в небо. Этой ночью Нуп впервые остался у Тхе в лесу. Он рассказал Тхе, кто из деревенских жителей вступил уже в ополчение, сообщил, что построено пять домов-тайников, и еще многое… Они лежат и толкуют вполголоса, нм не спится. А ветер у них над головой тоже шепчется с листьями.