Сторона Германтов - [212]
— Послушайте, Шарль, вы великий знаток, позвольте вам что-то показать, а потом, мои дорогие, я попрошу у вас разрешения ненадолго оставить вас вдвоем; мне нужно переодеться во фрак; впрочем, Ориана, наверно, скоро появится. — И он продемонстрировал Сванну своего «Веласкеса».
— Но мне кажется, что я это полотно знаю, — отозвался Сванн с болезненной гримасой, свойственной больным людям, которых утомляет даже простой разговор.
— Да, — подтвердил герцог, озадаченный тем, что знаток не спешил выражать восхищение. — Вы, наверно, видели его у Жильбера.
— Ах да, помню, в самом деле.
— Как вам кажется, кто это?
— Ну, если картина была у Жильбера, на ней, вероятно, один из ваших предков, — отвечал Сванн с ироническим почтением к величию, не признать которого было бы, с его точки зрения, невежливо и смехотворно, но говорить о котором следовало в шутливом тоне, поскольку этого требовал хороший вкус.
— Разумеется, — отрезал герцог. — Это Бозон Германтский, уж не помню какой он там по счету. Но на это мне плевать. Вы же знаете, я не такой феодал, как мой кузен. Мне говорили, что это может быть Риго[413], Миньяр, даже Веласкес! — добавил он, пронзая Сванна взглядом, одновременно инквизиторским и палаческим, чтобы проникнуть в его мысли и вынудить у него нужный ответ. — Ну же, — заключил он (благо, когда ему удавалось насильно вырвать у кого-нибудь желаемый ответ, он умел тут же поверить, что этот ответ ему дали совершенно добровольно), — говорите прямо, без лести. Как вы думаете, это в самом деле кто-нибудь из корифеев, которых я вам назвал?
— Нннет, — произнес Сванн.
— Ну, я-то, вообще говоря, ничего в этом не смыслю, не мне решать, кто этот тип. Но вы, любитель искусств, специалист, вы-то что думаете? Вы такой знаток, что у вас должны быть свои соображения. Кому бы вы приписали этот портрет?
Сванн немного помедлил перед картиной, которую явно находил ужасной. «Вашему недоброжелателю!»[414] — со смехом ответил он герцогу, который не удержался от яростной гримасы. Немного успокоившись, он произнес: «Вы оба очень милы, подождите минутку, сейчас придет Ориана, а я напялю фрак и вернусь. Заодно скажу хозяйке, что вы оба ее ждете».
Я немного поговорил со Сванном о деле Дрейфуса и спросил, как так получилось, что все Германты антидрейфусары. «Прежде всего, это потому, что все эти люди в глубине души антисемиты», — отвечал Сванн, хотя по опыту знал, что это не совсем так; но как все люди, питающие страстные убеждения, он, если приходилось объяснять, почему некоторые их не разделяют, подозревал, что они руководствуются не соображениями, о которых можно спорить, а предубеждениями, предрассудками, с которыми ничего не поделаешь. К тому же его жизнь клонилась к преждевременному концу, и, как измученное животное, которое постоянно терзают и травят, он теперь горячо ненавидел эти гонения и почти готов был вернуться к вере отцов.
— О принце Германтском я и вправду слыхал, что он антисемит, — сказал я.
— Ну, тут и спорить не о чем. В бытность свою офицером он, когда у него заболел зуб, предпочел страдать от нестерпимой боли, лишь бы не обращаться к единственному в том краю зубному врачу, который был евреем; а позже, во время пожара, он допустил, чтобы сгорело целое крыло его замка, потому что пожарные насосы были только в соседнем замке, принадлежавшем Ротшильдам.
— А вы случайно не едете к нему сегодня вечером?
— Еду, — отвечал он, — хотя очень устал. Но он предупредил меня пневматичкой, что ему нужно со мной поговорить. Чувствую, что в ближайшие дни буду недомогать и не сумею выезжать из дому или принимать у себя, и предстоящий разговор будет меня беспокоить, так что уж лучше отделаюсь от него сразу.
— Но герцог Германтский не антисемит.
— Вы же сами видите, что это не так, потому он и против Дрейфуса, — возразил Сванн, не замечая, что совершает логическую ошибку. — Но мне все равно жаль, что я расстроил человека — хотя что это я! герцога, — когда не стал восхищаться его Миньяром или уж не знаю кем.
— Но герцогиня-то, — настаивал я, возвращаясь к делу Дрейфуса, — она-то умная женщина.
— Да, она прелесть. Хотя, на мой взгляд, она была еще обаятельней раньше, когда ее звали принцесса Делом. В ее натуре появилась какая-то угловатость; когда она была юной гранд-дамой, все в ней было как-то нежнее, но, в сущности, будь то молодые или не очень, мужчины или женщины, чего вы хотите? Все это люди другой породы, тысяча лет феодализма не проходит бесследно. А сами они, естественно, думают, что к их образу мыслей это отношения не имеет.
— Но ведь Робер де Сен-Лу дрейфусар?
— Что ж, вот и хорошо, тем более что, как вы знаете, его мать страшно этим недовольна. Мне говорили, что он за Дрейфуса, но я не знал точно. Я очень рад. Это меня не удивляет, он большой умница. Это дорогого стоит.
С тех пор как Сванн стал дрейфусаром, в нем появилась невероятная наивность, это влияло на его взгляды и меняло их еще заметнее, чем когда-то женитьба на Одетте; это был новый шаг вниз по общественной лестнице, хотя вернее было бы сказать — переход в другой разряд, и переход этот служил лишь к его чести, потому что он возвращался на дорогу пращуров, от которой прежде отклонился из-за своих аристократических знакомств. Но в тот самый момент, когда ему, такому проницательному, благодаря знаниям, унаследованным от предыдущих поколений, казалось бы, нетрудно было разглядеть истину, еще скрытую от светских людей, он впал в какое-то смешное ослепление. Теперь обо всем, что его восхищало или отталкивало, он судил с точки зрения дрейфусарства. Г-жа де Бонтан была против Дрейфуса — и он решил, что она дура, и это было не более удивительно, чем то, что когда-то, сразу после женитьбы, он считал эту даму умницей. И так ли уж важно, что новая страсть затронула и его политические взгляды: он совершенно забыл, как объявлял Клемансо корыстолюбцем и английским шпионом (эта нелепость была в ходу среди Германтов и их круга); теперь Сванн верил, что всегда считал его совестью нации, таким же образцом стойкости, как Корнели
Роман «Содом и Гоморра» – четвертая книга семитомного цикла Марселя Пруста «В поисках утраченного времени».В ней получают развитие намеченные в предыдущих томах сюжетные линии, в особенности начатая в предыдущей книге «У Германтов» мучительная и противоречивая история любви Марселя к Альбертине, а для восприятия и понимания двух последующих томов эпопеи «Содому и Гоморре» принадлежит во многом ключевое место.Вместе с тем роман читается как самостоятельное произведение.
«В сторону Свана» — первая часть эпопеи «В поисках утраченного времени» классика французской литературы Марселя Пруста (1871–1922). Прекрасный перевод, выполненный А. А. Франковским еще в двадцатые годы, доносит до читателя свежесть и обаяние этой удивительной прозы. Перевод осуществлялся по изданию: Marcel Proust. A la recherche du temps perdu. Tomes I–V. Paris. Editions de la Nouvelle Revue Francaise, 1921–1925. В настоящем издании перевод сверен с текстом нового французского издания: Marcel Proust. A la recherche du temps perdu.
«Под сенью девушек в цвету» — второй роман цикла «В поисках утраченного времени», принесшего писателю славу. Обращает на себя внимание свойственная Прусту глубина психологического анализа, острота глаза, беспощадность оценок, когда речь идет о представителях «света» буржуазии. С необычной выразительностью сделаны писателем пейзажные зарисовки.
Роман «У Германтов» продолжает семитомную эпопею французского писателя Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», в которой автор воссоздает ушедшее время, изображая внутреннюю жизнь человека как «поток сознания».
Новый перевод романа Пруста "Комбре" (так называется первая часть первого тома) из цикла "В поисках утраченного времени" опровергает печально устоявшееся мнение о том, что Пруст — почтенный, интеллектуальный, но скучный автор.Пруст — изощренный исследователь снобизма, его книга — настоящий психологический трактат о гомосексуализме, исследование ревности, анализ антисемитизма. Он посягнул на все ценности: на дружбу, любовь, поклонение искусству, семейные радости, набожность, верность и преданность, патриотизм.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 - 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В десятый том Собрания сочинений вошли стихотворения С. Цвейга, исторические миниатюры из цикла «Звездные часы человечества», ранее не публиковавшиеся на русском языке, статьи, очерки, эссе и роман «Кристина Хофленер».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (18811942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В четвертый том вошли три очерка о великих эпических прозаиках Бальзаке, Диккенсе, Достоевском под названием «Три мастера» и критико-биографическое исследование «Бальзак».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В второй том вошли новеллы под названием «Незримая коллекция», легенды, исторические миниатюры «Роковые мгновения» и «Звездные часы человечества».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
„А. В. Амфитеатров ярко талантлив, много на своем веку видел и между прочими достоинствами обладает одним превосходным и редким, как белый ворон среди черных, достоинством— великолепным русским языком, богатым, сочным, своеобычным, но в то же время без выверток и щегольства… Это настоящий писатель, отмеченный при рождении поцелуем Аполлона в уста". „Русское Слово" 20. XI. 1910. А. А. ИЗМАЙЛОВ. «Он и романист, и публицист, и историк, и драматург, и лингвист, и этнограф, и историк искусства и литературы, нашей и мировой, — он энциклопедист-писатель, он русский писатель широкого размаха, большой писатель, неуёмный русский талант — характер, тратящийся порой без меры». И.С.ШМЕЛЁВ От составителя Произведения "Виктория Павловна" и "Дочь Виктории Павловны" упоминаются во всех библиографиях и биографиях А.В.Амфитеатрова, но после 1917 г.
Историческая трилогия выдающейся норвежской писательницы Сигрид Унсет (1882–1949) «Кристин, дочь Лавранса» была удостоена Нобелевской премии 1929 года. Действие этой увлекательной семейной саги происходит в средневековой Норвегии. Сюжет представляет собой историю жизни девушки из зажиточной семьи, связавшей свою судьбу с легкомысленным рыцарем Эрландом. Это история о любви и верности, о страсти и долге, о высокой цене, которую порой приходится платить за исполнение желаний. Предлагаем читателям впервые на русском все три части романа – «Венец», «Хозяйка» и «Крест» – в одном томе.
Люси Мур очень счастлива: у нее есть любимый и любящий муж, очаровательный сынишка, уютный дом, сверкающий чистотой. Ее оптимизм не знает границ, и она хочет осчастливить всех вокруг себя. Люси приглашает погостить Анну, кузину мужа, не подозревая, что в ее прошлом есть тайна, бросающая тень на все семейство Мур. С появлением этой женщины чистенький, такой правильный и упорядоченный мирок Люси начинает рассыпаться подобно карточному домику. Она ищет выход из двусмысленного положения и в своем лихорадочном стремлении сохранить дом и семью совершает непоправимый поступок, который приводит к страшной трагедии… «Три любви» – еще один шедевр Кронина, написанный в великолепной повествовательной традиции романов «Замок Броуди», «Ключи Царства», «Древо Иуды». Впервые на русском языке!
Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.
Самый популярный роман знаменитого прозаика Арчибальда Кронина. Многим известна английская пословица «Мой дом — моя крепость». И узнать тайны английского дома, увидеть «невидимые миру слезы» мало кому удается. Однако дом Джеймса Броуди стал не крепостью, для членов его семьи он превратился в настоящую тюрьму. Из нее вырывается старшая дочь Мэри, уезжает сын Мэт, а вот те, кто смиряется с самодурством и деспотизмом Броуди — его жена Маргарет и малышка Несси, — обречены…