Сто императорских карабинов - [9]

— А вот здесь распрягли лошадку, телегу оставили, — Акаченок указал пальцем.

В нетвердой зыбковатой почве вблизи от берега виднелись четыре серпообразных вмятины от колес, частые следы конских копыт.

— Глубоко тут? — спросил Шатохин, кивая на ручей.

— Хм, — усмехнулся Акаченок, — не выйдет вброд, воды по пояс. Бревна поваленные, чуть пройти, должны быть, если не сгнили.

Мосток сохранился. Оба перебрались благополучно.

— Вот мы и в Тимофеевом кругу, — сказал Акаченок. — Как оно, страшно?

— А ты знаешь, как-то неприятно.

Следы подков мелькали кое-где, тронутая жухлостью трава примята. Оперуполномоченные точь-в-точь повторяли чужой путь.

— Ты хоть знаешь, как древесный уголь делали? — спросил Акаченок.

— Понятия не имею.

— Выкапывали яму, и не одну — метра по три или побольше, глубиной в рост человека. Закладывали туда березовые бревна во всю длину ямы в несколько рядов. Поджигали, а потом закидывали землей, следили, чтобы дым шел, а огонь не пробивался. За недельку все лишнее из бревен вытекало. Тогда еще один слой земли насыпали, наращивали насыпку, чтоб совсем воздух не попадал. Три-четыре дня — и готово, можно откапывать, мельчить горелые бревна.

— Да, толково. Попробовать хорошо бы. Может, углежог из меня выйдет, — с улыбкой посмотрел Шатохин на друга.

— Не так все просто, — сказал, тоже улыбнувшись, Акаченок. — Тонкостей хватает. У тебя бы скорее куча золы вместо угля вышла... А еще расскажу, как деготь гнали. Углежоги тоже этим занимались. В казан высушенную бересту клали, огонь разводили и закрывали плотно крышкой. Огня не допускали. Шаенье шло, другого слова, извини, нет. Тлением можно назвать, но чуточку  неточно будет. В днище казана отверстие, через него деготь струйкой стекал. Это паровой способ. А существовал еще корчажный. На кромке обрыва выкапывали яму...

Акаченок оборвал рассказ, вгляделся вперед.

— После доскажу... Вон, видишь, береза высохшая. Там углежоги жили. Землянка их там. Интересно, какая нужда Мулла тащила сюда? Или дальше еще ездил? Нет, — опроверг себя, — дальше бы он по другой дороге двинулся.

Шатохина занимал тот же вопрос. Он хоть и слушал рассказ Акаченка о древесном угле и дегте, но продолжения особо не жаждал.

— Коня, главное, зачем брали? Груз?

Шатохин молчал. Гадать, строить предположения не хотелось.

Два полуразрушенных сарая среди высоких и сочных, еще не привянувших чернобыльника и дудника напоминали, что некогда здесь жили люди. Землянка с прогнившей провалившейся крышей тоже заросла разнотравьем, выделялась двухгорбым холмиком. Ямы — одна, другая, третья — заплыли от времени, из некогда квадратных превратились в воронкообразные.

Видно было по мятой траве, что унылое это место, давным-давно окончательно заброшенное, посещали, и совсем-совсем недавно. Проходов в траве было несколько, и там, где вели лошадь, — пошире.

Шатохин направился к сараям, Акаченок — к землянке.

Побывавшие здесь люди к сараям не подходили. Следы в траве обрывались в трех шагах от ближнего сарая. Все-таки Шатохин до него добрался, заглянул внутрь через широкую щель в бурых досках. Пусто. Чурбак, горбыль, прислоненный к стене, гнутая длинная железка непонятного назначения. Из сарая веяло неприятным застойным запахом.

— Я же говорил, готов спорить, что смолокурня  их цель, — услышал он громкий голос Акаченка. — Иди сюда скорее.

По тону Шатохин угадал: есть какая-то находка; заспешил, раздвигая траву руками и спотыкаясь.

Акаченок стоял около глубокой, метра полтора, ямы. Земля, раскиданная вокруг нее, была свежей, не успела подсохнуть. Отпечатки подошв резиновых сапог во множестве покрывали землю. Акаченок держал обгнившую с обоих краев досочку и всматривался в следы.

Шатохин осторожно прошел по свежей земле, где отпечатков подошв не было, заглянул в глубь ямы. Об аккуратности, копая, не заботились. Следы штыковой лопатой неровными врезами сохранились на стенках. Да, рыли, лишь бы быстрее добраться до содержимого. Но каково оно, содержимое?

— Что за доска у тебя? — спросил Шатохин.

— Тут валялась.

Шатохин повертел в руках полусгнившую деревяшку, отложил.

— Это не яму углежогов раскапывали? — спросил.

— Не похоже. Нет.

— Давай-ка, Юра, искать. Надо разобраться, что тут вырыли.

— Клад.

— Найдем, с удовольствием пошучу. А пока — искать. Ты там пошарь в траве, — распорядился, очертил рукой примерно фронт работы. — Может, закинуто, обронено что.

Шатохин первым вошел в густую — выше пояса — траву, принялся раздвигать ее, оглядывать землю. Акаченок последовал его примеру.

— Работка, — заворчал он некоторое время спустя. — Жена самого заставит стирать. — Ему надоело передвигаться в полунаклоне да на корточках, и он ползал по траве на коленях.

— Не зряшная работка, Юра, — сказал Шатохин. В траве, шагах в десяти от места раскопок, он обнаружил дощечку. Очевидно, ее откинули в сторону за ненадобностью. Дощечка не упала на землю, легла плашмя на жесткие стебли травы, повисла на них. Шатохин держал дощечку ладонями за торцы и изучал. В дощечке были характерные углубления.

— Не зряшная, — повторил с удовольствием. — Погляди, что скажешь?

Акаченок подошел посмотреть на находку.