Стихотворения - [170]
4. Беловой автограф — Рук. 1911. Черновой автограф без загл. — РГАЛИ «Не было ни гроша, да вдруг алтын» — пьеса А. Н. Островского.
8. Архистратиг — святой Кузмина, архистратиг Михаил. Копье на его иконах не часто, но встречается. Мой труд о воинах святых — неосуществленный замысел Кузмина (в рекламе на сборнике «Осенние озера» как готовящаяся объявлена «Книга о святых воинах»).
Газэла>*
Печ. по беловому автографу: Пример, цикл «Сердце зеркальное».
Кабаре>*
«Аргус». 1913. № 2. Кабаре — петербургское артистическое кабаре «Бродячая собака». Ст-ние печаталось на программах «Бродячей собаки».
«Я книгу предпочту природе…»>*
ССт. Черновой автограф — РГАЛИ. Чтение первых четырех слов в ст. 16 предположительно. Ходовецкий — см. примеч. 405. Алина — имя, популярное в различных текстах, преимущественно французских, конца XVIII и начала XIX в. И Лондон слал туманный сплин. Видимо, контаминированная отсылка к строкам «Евгения Онегина»: «Все, чем для прихоти обильной Торгует Лондон щепетильный» (гл. 1, стр. XXIII) и «Недуг… Подобный английскому сплину, Короче: русская хандра» (гл. 1, стр. XXXVIII).
Моление>*
«Биржевые ведомости». 1914, 23 ноября (6 декабря). Утр. вып. Феодор Стратилат, Егорий (т. е. Георгий Победоносец), Димитрий Солунсхий — см.: «Федор-Стратилат, Георгий Победоносец, Димитрий Солунский: явление их есть изъявление силы Архангела Михаила» (Ремизов А. Образ Николая Чудотворца. Париж, 1931. С. 9). Солунь — ныне Салоники.
«Великое приходит просто…»>*
Лук. 1914. № 32 (рождественский номер).
Царьград>*
Печ. по беловому автографу РГАЛИ. Второй беловой автограф — РНБ, арх. П. Н. Медведева. Тройное имя — Стамбул, Константинополь, Царьград. Четвертое названье — Рим. Ср. известную формулу старца Филофея: «Два Рима пали, третий — Москва — стоит, а четвертому Риму не бывать». Айя-София — собор св. Софии в Константинополе. Тот горький день — 29 мая 1453 г., день взятия Константинополя турками. Ст-ние было первоначально предназначено для газеты «Биржевые ведомости» (см. примеч. 628).
«Ангелы удивленные…»>*
«Огонек». 1916. № 52. См. в письме Кузмина от 9 декабря 1915 г. А. А. Измайлову, редактировавшему литературный отдел «Биржевых ведомостей»: «Посылаю Вам стихи на Рождество, вроде „Вертепских вирш“. Если во 2-ом куплете смутят „рубашечки“, то можно или его пропустить, или из 1-го или 2-го сделать один:
Мне бы хотелось, конечно, как написано. Это стихотворение взамен „Царьграда“, который оплачен и не пойдет» (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1990 год. СПб., 1993. С. 64 / Публ. А. Г. Тимофеева).
Русская революция>*
«Нива». 1917. № 15. Сатурн — здесь: бог времени. На Кирочной ул. жил Ю. И. Юркун (см. примеч. 245–257). Взята Крепость. Петропавловская крепость была занята восставшими 27 февраля. Адмиралтейство пало — 28 февраля. Пасха в посту настала. В 1917 г. Пасха приходилась на 25 марта, и, следовательно, Февральская революция произошла в Великий пост. Чердачные совы — полицейские, ведшие огонь по восставшим с чердаков. «Всем, всем, всем.» — так начинались многие радиодепеши, напр., напечатанная в той же «Ниве» (1917. № 10. С. 160).
Волынский полк>*
«Русская воля». 1917, 16 апреля. Утр. вып. Черновой автограф первых 8 строк — РГАЛИ. Волынский полк. Имеется в виду мятеж учебной команды Волынского полка 27 февраля 1917 г. Виленский переулок — место расположения казарм Волынского полка.
«Не знаю: душа ли, тело ли…»>*
«Русская воля». 1917, 17 мая. Утр. вып.
«Слоями розовыми облака опадали…»>*
Кузмин и русская культура (см. там же комм, публикатора И. Г. Вишневецкого). Печ. по черновому автографу РГАЛИ. Радужных Врат дева — гностический термин, введенный в русскую поэзию Вл. Соловьевым (см. его ст-ние «Нильская дельта»). Еннойя (Эннойя, греч. «помышление») — в представлениях гностиков неоформленная духовная субстанция, порожденная падшей Софией (см. примеч. 413).
«Пускай нас связывал изда́вна…»>*
ССт. — Ахматова и Кузмин. Печ. по беловому автографу РГАЛИ. Глебова-Судгешшна О. А. - см. примеч. 444. Веселый и печальный рок. Имеется в виду история отношений Кузмина с С. Ю. Судейкиным (см. примеч. 14–23) и В. Г. Князевым (см. примеч. 109), где Глебова-Судейкина играла роль «разлучницы». И в нежно-желтом сарафане Сбирали осенью анис. См. начало ст-ния 447. Элизий сладгостных теней. Ср.: «Душа моя, Элизиум теней» (Ф. И. Тютчев). Коломбшшая Психея. Одной из наиболее известных ролей Глебовой-Судейкиной была Псиша в одноименной пьесе Ю. Беляева. В стихах Князева (и позднее — в «Поэме без героя» А. Ахматовой) она выступает под маской Коломбины.
Плен>*
WSA. Bd. 14 / Публ. Ж. Шерона. В примеч. к отдельным ст-ниям указываются их публикации на родине. Печ. по списку неизвестной нам рукой (РНБ, арх. А. Д. и С. Э. Радловых; все прочие публикации также восходят к этому источнику). В цикле наиболее открыто выразилось отношение к пооктябрьской действительности, определившееся после энтузиазма первых революционных дней уже в середине 1918 г. Ср. одну из многих однотипных записей: «Боже мой, Боже мой! где все? где? Теперь и скромная жизнь, смиренным швейцаром исчезла, даже монастырь, даже нищими. Я не говорю про Альберовскую жизнь, но где Нижний, Окуловка, зять, даже Евдокия <Нагродская>, даже лавка? даже Ландау, даже советский хлеб Зиновия <Гржебина>? Где Пасха, пост, весна, кладбище? Неужели головой в прорубь? <…> Печально я думал о тепле, не то пчельнике, не то яблочном саду. Неужели и там большевики все засрали? А где же все монахи? Смотрю хронологично Гете, что он писал в моем возрасте. К кому прижаться? Мы всех растеряли. И страшно мне невероятно. <…> А какое золотое солнце! но к чему оно? к чему все?» (Дневник, 24 марта 1920).
Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.
Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.
Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество В.Г. Шершеневича (1893–1942) представляет собой одну из вершин русской лирики XX века. Он писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений: символизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма. В настоящем издании представлены избранные стихотворения и поэмы Вадима Шершеневича — как вошедшие в его основные книги, так и не напечатанные при жизни поэта. Публикуются фрагментарно ранние книги, а также поэмы. В полном составе печатаются книги, представляющие наиболее зрелый период творчества Шершеневича — «Лошадь как лошадь», «Итак итог», отдельные издания драматических произведений «Быстрь» и «Вечный жид».
Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной.
Александр Галич — это целая эпоха, короткая и трагическая эпоха прозрения и сопротивления советской интеллигенции 1960—1970-х гг. Разошедшиеся в сотнях тысяч копий магнитофонные записи песен Галича по силе своего воздействия, по своему значению для культурного сознания этих лет, для мучительного «взросления» нескольких поколений и осознания ими современности и истории могут быть сопоставлены с произведениями А. Солженицына, Ю. Трифонова, Н. Мандельштам. Подготовленное другом и соратником поэта практически полное собрание стихотворений Галича позволяет лучше понять то место в истории русской литературы XX века, которое занимает этот необычный поэт, вместе с В.
«… Мережковский-поэт неотделим от Мережковского-критика и мыслителя. Его романы, драмы, стихи говорят о том же, о чем его исследования, статьи и фельетоны. „Символы“ развивают мысли „Вечных Спутников“, „Юлиан“ и „Леонардо“ воплощают в образах идеи книги о „Толстом и Достоевском“, „Павел“ и „Александр I и декабристы“ дают предпосылки к тем выводам, которые изложены Мережковским на столбцах „Речи“ и „Русского Слова“. Поэзия Мережковского – не ряд разрозненных стихотворений, подсказанных случайностями жизни, каковы, напр., стихи его сверстника, настоящего, прирожденного поэта, К.