Стихотворения - [164]
7. В ССт (С. 691) приведен автопародийный вар. ст. 1–5:
Гринок — город в Шотландии. Эллинор (Элинор) — имя одной из героинь романа Г. Майринка «Ангел западного окна», первой жены сэра Джона Ди, охарактеризованной «высокомерной, властолюбивой, коварной, фанатичной и завистливой» (Майринк. С. 142). Внимание Кузмина должна была также привлечь фраза: «…леди Эллинор <…> жалуется, будто часто во время игры принцесса с таким жаром бросается на нее, что оставляет на ее женских местах синяки и кровоподтеки…» (Майринк. С. 52).
8. Ст-ние восходит к английским балладам, особенно к «Легенде о Старом Мореходе» С. Т. Кольриджа, и к их русским имитациям (напр., к балладам И. Одоевцевой). В то же время оно связано многочисленными параллелями с романом Г. Майринка. Эрвин Грин. Один из мистических персонажей «Ангела западного окна» носит имя Бартлет Грин. Уж не отвертся ли ты, друг, Спасителя Христа? Бартлет Грин рассказывает, как, «закипая, поднималась во мне безумная ненависть против Того, Кто там, над алтарем, висел предо мною распятым, и против литаний — не знаю, как это происходило, но слова молитв сами по себе оборачивались в моем мозгу, и я произносил их наоборот — справа налево. Какое обжигающее неведомое блаженство я испытывал, когда эти молитвы-оборотни сходили с моих губ!» (Майринк. С. 79). После совершения магического ритуала его прежде ослепший «белый глаз» начал видеть странный мир, напоминающий описанный у Кольриджа и в балладе Кузмина. Тут… в замке… на горе и т. д. Очевидно, соотносится с одной из любовных линий романа Майринка, которой соединены Джон Ди, баронет Глэдхилл, его вторая жена Яна и медиум Эдвард Келли. Ср. слова могущественного зеленого Ангела западного окна: «Вы принесли мне клятву в послушании, а потому восхотел я посвятить вас наконец в последнюю тайну тайн, но допрежь того должно вам сбросить с себя все человеческое, дабы стали вы отныне как боги. Тебе, Джон Ди, верный мой раб, повелеваю я: положи жену твою Яну на брачное ложе слуге моему Эдварду Келли, дабы и он вкусил прелестей ее и насладился ею, как земной мужчина земной женщиной, ибо вы кровные братья и вместе с женой твоей Яной составляете вечное триединство в Зеленом мире!» (Майринк. С. 312). Комментарий к этому тексту А. Г. Тимофеева (Арена. С. 444–445) представляется нам неубедительным.
10. Первоначально после ст. 17 следовало;
В беловом автографе ст. 24: «Кровь, фосфор, желчь, мозги и лимфа…» Ср. запись Кузмина: «Человек сотворен по образцу вселенной. Мир состоит из д <четырех> вещей — огня, воздуха, земли и воды, человек из д1 стихий — крови, флегмы <сверху вписано: мокроты>, красной и черной желчи» (РГАЛИ). Ангел превращений. Ср.: «Матерь превращений» (Майринк. С. 53). Собственно говоря, Ангел западного окна в романе и является ангелом превращений.
12. В беловом автографе (и во всех промежуточных) ст. 16: «Ко мне подходит некий господин» (очевидно, изменено из-за автоцензуры). В черновике ст-ние начиналось:
Игорные дома в начале двадцатых годов часто посещал сам Кузмин. Калигари. Имеется в виду герой знаменитого фильма Р. Вине «Кабинет доктора Калигари» (в роли сомнамбулы — Конрад Фейдт, о котором Кузмин писал. Не обнаруженная статья «Конрад Фейдт» числится в списке РТ-2). О впечатлениях Кузмина от этого фильма см.: СиМ. С. 175–176. Более подробно о влиянии стилистики «Кабинета доктора Калигари» на творчество Кузмина и, в частности, на данное ст-ние см.: Ратгауз. С. 55–57.
13. Огонь на золото расплавит медь. См. в пророчестве Эксбриджской ведьмы в романе Майринка: «Брачное ложе и раскаленный горн!» (Майринк. С. 53). Ср. также общую алхимическую тему всего романа.
14. На мосту белеют кони. Имеются в виду конные фигуры на Аничковом мосту в Петербурге.
15. В черновом автографе озаглавлено «Уход».
Панорама с выносками>*
В списке РТ-2 дата — июнь 1926 (отмечено 11 ст-ний). Беловой и черновой автографы — РГАЛИ. В черновом автографе цикл начинался еще одним ст-нием (с соответствующим изменением нумерации остальных):
Свет мудрости, укрощающий страсти (Таро)
(Первоначальные вар. ст. 9: «Вы думаете: „Плевать запрещается“?», ст. 16, «Увы! двусмысленна победа!»). Это ст-ние по неизвестному нам беловому автографу, вписанному в экземпляр печатного издания «Форели», было опубликовано в ССт (С. 694). Наличие такого автографа выглядит сомнительным, поскольку в экземпляр А. Ивича, куда было внесено даже в высшей степени опасное ст-ние 5 из цикла 524–530, данное ст-ние не записано. В экземпляр из собрания Р. Л. Щербакова оно внесено неизвестной рукой. В беловом автографе после ст-ния 8 записано название еще одного: «10. Значение букв не всякому дано понимать» (текст отсутствует). Панорама — традиционное петербургское праздничное развлечение. См.: Конечный A.M. Петербургские народные гулянья на масленой и пасхальной неделях // Петербург и губерния. Л., 1989. Анализ цикла см.: Синявский А. «Панорама с выносками» Михаила Кузмина // «Синтаксис». 1987. № 20.
Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.
Жизнь и судьба одного из замечательнейших полководцев и государственных деятелей древности служила сюжетом многих повествований. На славянской почве существовала «Александрия» – переведенный в XIII в. с греческого роман о жизни и подвигах Александра. Биографическая канва дополняется многочисленными легендарными и фантастическими деталями, начиная от самого рождения Александра. Большое место, например, занимает описание неведомых земель, открываемых Александром, с их фантастическими обитателями. Отзвуки этих легенд находим и в повествовании Кузмина.
Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая». Вместе с тем само по себе яркое, солнечное, жизнеутверждающее творчество М. Кузмина, как и вся литература начала века, не свободно от болезненных черт времени: эстетизма, маньеризма, стилизаторства.«Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» – первая книга из замышляемой Кузминым (но не осуществленной) серии занимательных жизнеописаний «Новый Плутарх».
Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».«Путешествия сэра Джона Фирфакса» – как и более раннее произведение «Приключения Эме Лебефа» – написаны в традициях европейского «плутовского романа». Критика всегда отмечала фабульность, антипсихологизм и «двумерность» персонажей его прозаических произведений, и к названным романам это относится более всего.
Творчество В.Г. Шершеневича (1893–1942) представляет собой одну из вершин русской лирики XX века. Он писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений: символизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма. В настоящем издании представлены избранные стихотворения и поэмы Вадима Шершеневича — как вошедшие в его основные книги, так и не напечатанные при жизни поэта. Публикуются фрагментарно ранние книги, а также поэмы. В полном составе печатаются книги, представляющие наиболее зрелый период творчества Шершеневича — «Лошадь как лошадь», «Итак итог», отдельные издания драматических произведений «Быстрь» и «Вечный жид».
«… Мережковский-поэт неотделим от Мережковского-критика и мыслителя. Его романы, драмы, стихи говорят о том же, о чем его исследования, статьи и фельетоны. „Символы“ развивают мысли „Вечных Спутников“, „Юлиан“ и „Леонардо“ воплощают в образах идеи книги о „Толстом и Достоевском“, „Павел“ и „Александр I и декабристы“ дают предпосылки к тем выводам, которые изложены Мережковским на столбцах „Речи“ и „Русского Слова“. Поэзия Мережковского – не ряд разрозненных стихотворений, подсказанных случайностями жизни, каковы, напр., стихи его сверстника, настоящего, прирожденного поэта, К.
Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной.
Александр Галич — это целая эпоха, короткая и трагическая эпоха прозрения и сопротивления советской интеллигенции 1960—1970-х гг. Разошедшиеся в сотнях тысяч копий магнитофонные записи песен Галича по силе своего воздействия, по своему значению для культурного сознания этих лет, для мучительного «взросления» нескольких поколений и осознания ими современности и истории могут быть сопоставлены с произведениями А. Солженицына, Ю. Трифонова, Н. Мандельштам. Подготовленное другом и соратником поэта практически полное собрание стихотворений Галича позволяет лучше понять то место в истории русской литературы XX века, которое занимает этот необычный поэт, вместе с В.