Стихотворения - [159]
Поездка в Ассизи>*
Черновой автограф, без загл., с датой: 29 апреля 1921 — РТ-2. По списку РТ-2 дата — май 1921. См. примеч. 429.
Колизей>*
Черновой автограф, без загл., с датой: май 1921 — РТ-2.
Венецианская луна>*
Черновой автограф, без загл., с датой: апрель 1922 — РТ-2. Дездемонина светлица — т. н. «дворец Дездемоны» на Большом Канале в Венеции. Дандоло — знаменитый венецианский род, давший нескольких дожей. Под навесом погребальным — т. е. под навесом гондолы. Венецианские гондолы выкрашены в черный цвет.
Катакомбы>*
Черновой автограф с датой: май 1921 — РТ-2. Ст-ние построено на образах, встречающихся в рисунках на стенах римских катакомб, большая часть которых расположена близ Via Appia. См. в письмах Кузмина к Г. В. Чичерину от 12 апреля 1897 г.: «Колизей и Via Appia — это огромные навсегда впечатления; это — лучше всего», и от 16 апреля 1897 г.: «…исключителен по интересности христианский музей при St. Jean de Lateran; чудные саркофаги, барельефы, совсем особый мир. И какой новый свет для меня на 1-ое христианство, кроткое, милое, простое, почти идиллическое, соприкасающееся с античностью, немного мистическое и отнюдь не мрачное: Иисус везде без бороды, прекрасный и мягкий, гении, собирающ<ие> виноград, добрые пастыри; есть саркофаг с историей Ионы, чистый шедевр грации и тонкости. И катакомбы — только обычай; есть языческие подземные гробницы и еврейские катакомбы, ничем не отличающиеся от христианск<их>, и богослужение совершалось там только по необходимости, во время гонений, а не из склонности к мрачной обстановке» (РНБ, арх. Г. В. Чичерина). Белые лани. См.: Пс. 41, 2. См. также примеч. 524–530 (2). Сирена — частое изображение на саркофагах, в т. ч. на раннехристианских. Святой Калликст — римский епископ нач. III в., в 218 г. был избран папой; его имя носит одна из катакомб. Мед, Орфей, Добрый Пастырь — символические обозначения Христа. Подробнее см.: Доронченков И. А. Орфей в раю: Стихотворение М. Кузмина «Катакомбы» и живопись раннехристианских подземелий // «Russian Stadies». 1995. T.I. № 2.
V. Пламень Федры>*
Два беловых автографа — РГАЛИ; ИРЛИ, арх. Н. Н. Ильина, с надписью: «Николаю Николаевичу Ильину на добрую память о нашей встрече. М. Кузмин. 1922. Октябрь» (автограф неполный, ст. 1-24 и 115–123). Черновой автограф с датой: 28 мая 1921 — РТ-2. В нем между ст. 28 и 29: «Любовница рока горного». В тексте П ст. 100: «Зачем же тусклый и тягостный обман». Ст. 98 исправлен по автографам (в тексте П: «Получишь в оплату»). См.: «Написал я „Федру“» (Дневник, 28 мая 1921). Ст-ние, очевидно, связано с переживаниями Кузмина в мае 1921 г.: «Печальный день сегодня. Юр. <Юркуна> я совсем не видаю, у него все больше выступает нравств<енная> распущенность, неделикатность, болтанье и какое-то хамство от влияния О. Н.< Арбениной >. Она милый человек, но гимназистка и баба в конце концов. „И лучшая из змей есть все-таки змея“» (Дневник, 16 мая 1921). Федра, отождествляемая здесь с Афродитой и обретающая ее атрибуты, связана с другими персонажами ст-ний Кузмина начала двадцатых годов: она дочь Пасифаи (ст-ние 412) и сестра Ариадны (ст-ние 453). Сквозь страстных туч. Ср.: «И сквозь опущенных ресниц Угрюмый, тусклый огнь желанья» (Ф. И. Тютчев, «Люблю глаза твои, мой друг…»). Покрывал пена Тяжка страсти. См. пер. О. Э. Мандельштама строк из «Федры» Ж. Расина: «Как этих покрывал и этого убора Мне пышность тяжела средь моего позора!». Семела — см. примеч. 412. Ипполит — сын Тезея, почитатель Артемиды, навлекший этим на себя гнев Афродиты и по ее наущению погубленный Федрой. Вилли Хьюз. В рассказе О. Уайльда «Портрет мистера В. Х.» так расшифровывается лицо, которому посвящены сонеты Шекспира. Он представляется мальчиком-актером шекспировского театра. Гонец крылатый — Эрос (ср. загл. сборника стихов А. Д. Радловой «Крылатый гость»). Флорентийский гость. Не лишено вероятия, что имеется в виду следующая ситуация: «Рим меня опьянил; тут я увлекся lift-boy'ем Луиджино, которого увез из Рима с согласия его родителей во Флоренцию, чтобы потом он ехал в Россию в качестве слуги.» (Кузмин и русская культура. С. 152). Пятидесятница — см. примеч. 232. В день Пятидесятницы свершилось сошествие Св. Духа на апостолов. К параллелям между «Пламенем Федры» и ст-нием 422 см.: Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1986. С. 12–13.
VI. Вокруг>*
«Любовь чужая зацвела…»>*
ЖИ. 1922, 3 января, с датой: январь 1921. Ст-ние связано с началом отношений Ю. И. Юркуна (см. примеч. 245257) и О. Н. Арбениной (см. примеч. 435), о котором Кузмин записывал в Дневнике: «Юр. все сидел и Бог знает что проделывал с Арбениной. Я стоял у печки. Потом настал мрак. <…> Ревную ли я? м<ожет> б<ыть>, и нет, но, во всяком случае, видеть это мне не особенно приятно» (30 декабря 1920; отсюдав ст-нии — новогодняя звезда) и далее: «У Юр., как я и думал, роман с Арб<ениной> и, кажется, серьезный. Во всяком случае, с треском. Ее неминуемая ссора с Гумом и Манделем <Н. С. Гумилевым и О. Э. Мандельштамом > наложит на Юр. известные обязательства. И потом сплетни, огласка, сожален<ия> обо мне. Это, конечно, пустяки. Только бы душевно и духовно он не отошел…» (4 января 1921). «Юр. привел Арбенину. Она боялась войти. <…> Неудобно им, бедняжкам. Написал стихи им» (5 января 1921).
Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.
Жизнь и судьба одного из замечательнейших полководцев и государственных деятелей древности служила сюжетом многих повествований. На славянской почве существовала «Александрия» – переведенный в XIII в. с греческого роман о жизни и подвигах Александра. Биографическая канва дополняется многочисленными легендарными и фантастическими деталями, начиная от самого рождения Александра. Большое место, например, занимает описание неведомых земель, открываемых Александром, с их фантастическими обитателями. Отзвуки этих легенд находим и в повествовании Кузмина.
Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая». Вместе с тем само по себе яркое, солнечное, жизнеутверждающее творчество М. Кузмина, как и вся литература начала века, не свободно от болезненных черт времени: эстетизма, маньеризма, стилизаторства.«Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» – первая книга из замышляемой Кузминым (но не осуществленной) серии занимательных жизнеописаний «Новый Плутарх».
Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».«Путешествия сэра Джона Фирфакса» – как и более раннее произведение «Приключения Эме Лебефа» – написаны в традициях европейского «плутовского романа». Критика всегда отмечала фабульность, антипсихологизм и «двумерность» персонажей его прозаических произведений, и к названным романам это относится более всего.
Творчество В.Г. Шершеневича (1893–1942) представляет собой одну из вершин русской лирики XX века. Он писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений: символизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма. В настоящем издании представлены избранные стихотворения и поэмы Вадима Шершеневича — как вошедшие в его основные книги, так и не напечатанные при жизни поэта. Публикуются фрагментарно ранние книги, а также поэмы. В полном составе печатаются книги, представляющие наиболее зрелый период творчества Шершеневича — «Лошадь как лошадь», «Итак итог», отдельные издания драматических произведений «Быстрь» и «Вечный жид».
«… Мережковский-поэт неотделим от Мережковского-критика и мыслителя. Его романы, драмы, стихи говорят о том же, о чем его исследования, статьи и фельетоны. „Символы“ развивают мысли „Вечных Спутников“, „Юлиан“ и „Леонардо“ воплощают в образах идеи книги о „Толстом и Достоевском“, „Павел“ и „Александр I и декабристы“ дают предпосылки к тем выводам, которые изложены Мережковским на столбцах „Речи“ и „Русского Слова“. Поэзия Мережковского – не ряд разрозненных стихотворений, подсказанных случайностями жизни, каковы, напр., стихи его сверстника, настоящего, прирожденного поэта, К.
Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной.
Александр Галич — это целая эпоха, короткая и трагическая эпоха прозрения и сопротивления советской интеллигенции 1960—1970-х гг. Разошедшиеся в сотнях тысяч копий магнитофонные записи песен Галича по силе своего воздействия, по своему значению для культурного сознания этих лет, для мучительного «взросления» нескольких поколений и осознания ими современности и истории могут быть сопоставлены с произведениями А. Солженицына, Ю. Трифонова, Н. Мандельштам. Подготовленное другом и соратником поэта практически полное собрание стихотворений Галича позволяет лучше понять то место в истории русской литературы XX века, которое занимает этот необычный поэт, вместе с В.