Стихотворения и поэмы - [44]

(Вкушали плов, меняли скот, рабынь),

И трактор встал своей стальной утробой,

Как некий слон, среди чарджуйских дынь.

В пустыне бай, а может, и подале,

И вместо всей халатной толчеи

Три выдвиженца спорят в гулком зале,

И Азия внимает молча им.

Джида цветет, бумаги всех оказий

Пропитаны тем запахом живым,

Животным, душным, стойким в каждой фразе,

И каждый жест в него упал, как в дым…

И в том дыму вся тракторная база

Свергает власть оскаленных пустынь.

Шипит земля, и, словно два алмаза,

Два фонаря глядят через кусты.

1930

120. ИСКАТЕЛИ ВОДЫ

Кую-Уста зовут того, кто может

Своим чутьем найти воды исток.

Сочти морщины на верблюжьей коже,

Пересчитай по зернышку песок —

Тогда поймешь того туркмена дело,

Когда, от напряженья постарев,

Он говорит: «Колодец ройте смело,

Я сквозь песок узнал воды напев».

Но он кустарь, он только приключенец,

Он шифровальщик скромненьких депеш,

В нем плана нет, он — как волны свеченье,

И в нем дикарь еще отменно свеж.

Его вода равна четверостишью,

Пустыне ж нужны эпосы воды, —

Он как бархан, он времени не слышит,

Он заметает времени следы.

Но есть вода Келифского Узбоя, —

Но чья вода? Победы иль Беды?

И там глядят в ее лицо рябое

Глаза иных искателей воды.

Они хотят вести ее далеко —

Через Мургаб, к Теджену, — оросить

Все те пески, похожие на локоть,

Который нужно всё же укусить.

Они правы, они от злости пьяны,

Они упрямы: до́лжно рисковать —

Невероятным водяным тараном

Пробить пески, пустыню расковать.

Им снятся сбросы, полчища рабочих

И хлопок — да, десятки тысяч га:

Их в руку сон — земля победы хочет,

Она зовет на общего врага.

Кую-Уста глядит на инженера

С большой усмешкой, скрытой кое-как.

Тот говорит: «Ты думаешь, химера?

А это, брат, вполне возможный факт!

Твои колодцы, что же, это крохи…

А мы Узбой наполним наконец…»

Они стоят сейчас, как две эпохи,

Но победит великих вод ловец!

1930

121. УЩЕЛЬЕ АЙ-ДЭРЭ

В. Луговскому

Ты проедешь Сумбар,

И в полуночный пар

Ты минуешь рудник Арпаклен

И пройдешь по хребту

Через всю высоту,

Сквозь луга и сквозь каменный плен,

Где, как мертвый пастух,

Громоздится уступ,

Словно овцы — кусты по горе,

Пусти шагом коня

В жар зеленого дня:

То ущелье зовут Ай-Дэрэ.

Травы — брата родней,

В темножильях камней

Родников отчеканена дрожь.

Лучше рощ, гибче вод,

Драгоценней пород

Ты в Туркмении, верь, не найдешь.

Никого не предашь,

Ты останешься наш,

Но вдохни этот воздух, какой он!

Ты отрады такой

Не встречал под рукой,

Ты такого не ведал покоя.

На большие года

Будет память горда.

Будет сердце — как конь на заре,

А в томительный час

Повторишь ты не раз:

То ущелье зовут Ай-Дэрэ.

1930

122. ПОДРАЖАНИЕ ТУРКМЕНСКОМУ

Мы с гор пришли сегодня днем,

Куда мы идем — не гадай.

Усмирись, расступись пред конем —

Дорогу дай, Гюрген, дорогу дай!

Пришли мы к воде, и она шумит,

Прогони ее с глаз, измени ее вид,

Убери свою воду из-под копыт.

Дорогу дай, Гюрген, дорогу дай!

Не то мы истоки твои убьем,

Мы высушим ложе твое огнем,

Ты покажешь все камни на дне своем, —

Дорогу дай, Гюрген, дорогу дай!

Мы закроем ущелья, и ты умрешь,

И умрет с тобой воды твоей дрожь —

Тогда для коней будет путь хорош,—

Дорогу дай, Гюрген, дорогу дай!

Пожалей своих птиц на своих отмелях,

Людей, что питают тобой поля,

Всё равно мы пройдем тебя, сердца веселя, —

Дорогу дай, Гюрген, дорогу дай!

1930

123. СТАРЫЙ КОВЕР

Читай ковер: верблюжьих ног тростины,

Печальных юрт печати и набег,

Как будто видишь всадников пустыни

И шашки их в таинственной резьбе.

Прими ковер за песню, и тотчас же

Густая шерсть тягуче зазвенит,

И нить шелков струной скользнувшей ляжет,

Как бубенец, скользнувший вдоль ступни.

Но разгадай весь заговор узора,

Расшитых рифм кочевничью кайму,

Игру метафор, быструю, как порох,—

Закон стиха совсем не чужд ему.

Но мастер скуп, он бережет сравненья,

Он явно болен страхом пустоты,

И этот стих без воздуха, без тени

Он залил жаром ярким и густым.

Он повторился в собственном размахе,

Ковру Теке он ямбы подарил,

В узоры Мерва бросил амфибрахий,

Кизыл-Аяк хореем населил.

Так он играл в своем пастушьем платье

Огнем и шерстью, битвой ремесла,

И зарево тех красочных объятий

Душа ковра пожаром донесла.

1930

124. АМУДАРЬЯ (Завернувшиеся в плащи)

Мы плыли, плыли, плыли,

Мы пели песни басом

Сожженными устами.

Уж каюкчи шестами,

Саженными шестами

Устали опираться, —

Потея час за часом.

Мы груз кооперации

Везли до Ходжам-Баса.

Везли мы до Бешира груз:

Консервы, стекла, мыло,

Соль, рис, спички.

Заря нам жгла свой красный куст,

И нам луна светила.

К Беширу буря подошла

В полночной перекличке,

К спокойным нашим снам

И, презирая наши сны

И наш товар по сторонам,

Она, как шило из мешка,

Ударила по нас.

Палатка рухнула, свист

Пошел по нашим ящикам,

Как будто рылись там кроты,

Сойдя с ума от темноты.

О буря, буря, — сволочь ты!

Мы довезем стекло, и рис,

И соль, и рис заказчикам.

Мы завернулись все в плащи,

Давясь сырым песком;

Сложив из ящиков карниз

Стеклом наверх и мылом вниз,

Нырнули в пухлый шум.

Чего же ты смотрел, ревком

Пустынных Каракум?

Мы завернулись все в плащи,

И, подобрав плащей концы,

Давясь сырым песком,

Мы, как верблюды, полегли,

А наши курицы вели

(До плова было далеко)

Себя как храбрецы.

Мы завернулись все в плащи,

Плевали мы на бури,

А утром — только не ропщи, —

Мы утром курам, как картечь,