Стихотворения и поэмы - [43]

Смирись, расстрелянный устав! —

Вонзили в землю батальоны

Им опостылевшую сталь.

Империя не верила,

И падала империя,

Последней пеной меряя

Встающей силы берег.

Косились кони на копье,

Сверкавшее лукаво,

То молодость взяла свое,

Свергая сон двуглавый.

1924

3. ЛЬВУ ЛУНЦУ

Улица, май; по ночному закону

Луна сторожит по часам

Отсыревшую медь бородавок балконных,

Тупые, как жесть, небеса.

Катается, обратным светом

Заряжена во сне,

Какая-то постылая планета,

А друга рядом нет.

Он между западных людей

Гостит, друзей забросив,

Он выбрал город на воде,

Где чайки над тучей отбросов.

Кожа, нефть и ворвань

Над Эльбой запахи льют,

Надолго поселился он,

Найдя себе уют.

Заносит море в город тот

Бутылки, птиц убитых

И шелуху гнилых пород

От островов размытых.

Заносит море шум богатый,

Но друг от шума в стороне,

Тиха его комната, но сыровата.

И воздуха мало в ней.

Исчезни, луна! Чтобы ночь растаяла,

Чтоб в сердце вбежали годы,

Когда мы блуждали веселой стаей,

Не зная, где встретится отдых.

Не на случайный час,

Но, пущенный с уменьем,

Кружился в головах у нас

Волчок воображенья.

Когда нам говорили: «Вот,

Смотрите: вьется птица»,—

Нам было ясно: время врет,

Лишь клюв и перья выдает

За целую синицу.

Мы сами строили синиц

В запальчивости нашей —

До сих пор живут они,

Крылами в драках машут.

Так это было, далекий друг,

Нам ли бояться в старость врасти,

Когда еще живы моря вокруг,

Моря нашей собственной молодости.

Теперь я спокоен, как якорь,

Что работал много годов,

Что пережил мир двояко:

И над и под водой.

А много воды и хмури

Излечивает от дури.

Вот я выдал себя с головой,

Но как переслать посланье,

Минуя многодорожье?

А! Я забыл, что город твой —

Город приморский тоже.

В черной бутылке письмо обретет

Верный приют — в воду

Бросаю почту простую.

Море тебя найдет,

Море не забастует.

Вот она кружится, бутыль,

Мне головой качая.

Все мы уйдем в водяную пыль,

На черта ли нам отчаянье?

Пусть к Южному полюсу шел Шекльтон,

А Северный взял Амундсен.

При чем расстоянья — союз заключен

На жизнь, на смерть, на сон!

1925

ЮРГА 1926–1930

И — по коням… И странным аллюром,

Той юргой, что мила скакунам,

Вкось по дюнам, по глинам, по бурым

Саксаулам, солончакам…

117. ВОРОТА ГАУДАНА

Если б был азиатом я, шел из Мешхеда,

Из Келата на север бежал

От смертельных хозяев, от рабства, от бреда

Нищеты, от кнута, от ножа, —

Гауданским воротам, как лучшему дару,

Поклонился б. Как знамя в бою,—

Ведь они чайрикеру, рабу, чарводару

Говорят: «Здесь Советский Союз».

Гаудан — это петли дороги змеистой,

Перемытые нашей волной,

Гаудан — это окрик и выстрел

Над враждебных хребтов тишиной,

Гаудан — это первый сигнал коммуниста

Под ирано-индийской стеной.

Там врезаются люди простые, как пилы,

В те дела, что совсем не просты,

День и ночь закаляют себя старожилы,

Проверяют себя, как посты.

От подковы коня до квитанций Госторга

Смотрит всё боевым ремеслом,

Здесь глаза выражают вершину восторга

Только тенью улыбки — и всё.

Если б щели в горах повели разговоры,

Если б ночи умели писать,

Мы имели б рассказов невиданных ворох,

На котором сегодня молчанья печать.

Так заботой полны пограничные соты.

Мне однажды пришло на заре,

Что как братья пройдут в Гаудана ворота

Люди с дальних индийских морей.

1930

118. ЛЮДИ ШИРАМА

Ананасы и тигры, султаны в кирасе,

Ожерелья из трупов, дворцы миража,—

Это ты наплодила нам басен —

Кабинетная выдумка, дохлая ржа.

Нет в пустыне такого Востока,

И не стоишь ты, как ни ворчи,

Полотняных сапог Куперштока

И Гуссейнова желтой камчи.

Эти люди с колодца Ширама,

Из ревкома советских песков,

Обыденностью самой упрямой,

Самой хмурой и доблестной самой

Опаленные до висков.

Вручено им барханное логово,

Многодушье зверей и бродяг,

Неизбежность, безжалостность многого —

Всё, о чем скотоводы гудят.

И когда они так, молодцами,

Прилетят в Ак-Тере как гонцы —

Это значит, что снова с концами

Сведены бытовые концы.

Это значит — в песчаном корыте,

От шалашной норы до норы,

Чабаны-пастухи не в обиде

И чолуки-подпаски бодры.

Что сучи-водоливы довольны —

Значит, выхвачен отдыха клок,

Можно легкой камчою привольно

Пыль сбивать с полотняных сапог.

Пить чаи, развалясь осторожно,

Так, чтоб маузер лег не под бок,

Чтоб луна завертела безбожно

Самой длинной беседы клубок…

И — по коням… И странным аллюром,

Той юргой, что мила скакунам,

Вкось по дюнам, по глинам, по бурым

Саксаулам, солончакам…

Чтобы пафосом вечной заботы,

Через грязь, лихорадку, цингу,

Раскачать этих юрт переплеты,

Этих нищих, что мрут на бегу.

Позабыть о себе и за них побороться,

Дней кочевья принять без числа —

И в бессонную ночь на иссохшем колодце

Заметить вдруг, что молодость прошла.

1930

119. ВЕСНА В ДЕЙНАУ, ИЛИ НОЧНАЯ ПАХОТА ТРАКТОРАМИ «ВАЛЛИС»

Дыханье слышу «валлисов»-машин,

Как запертых драконов беспокойство,

Дурацкое, скажу, землеустройство

От древности досталось им в почин.

Поля величиной с кошму.

Канавы, стены, ямы, стены, ямы…

Но времени задания упрямы —

И «валлисы» прокатывают тьму.

Они жужжат, бормочут, невесомы,

Невидимы за переплетом рощ,

Чужою, нехозяйственной истомой

Их окружает дьявольская ночь

Забытых мест и черных суеверий,

Трахомных глаз, проклятий за углом.

Встает луна — ложится тень у двери,

Дверь отошла — машина входит в дом.

Распахнут двор. Он байский, крепколобый