Стихотворения и поэмы - [85]

Шрифт
Интервал

знамя развевает,
кони ржут, клинки сверкают,
войско выступает.
С ним идет повстанцев сила,
страх бойцам неведом,
впереди Тарас Трясило,
и Зарема — следом.
Про гарем любовь шальная
память погасила…
Ей Украйна — мать родная,
хан ее — Трясило.
Он ее глубоко ранит…
«Что он так терзает?..»
Брови хмурит, и не глянет,
и не приласкает.
И она сказать не смеет,
слезы льет немые,
спину взглядами лелеет,
плечи дорогие…
Сыростью осенней тянет,
песни — словно ночи…
Молча слушают крестьяне,
только грязь толочат.
От ненастья лица сини,
только ветер злится…
Не одна тут свитка ныне
кровью задымится.
Косы солнце распустило
в небе золотые
и на ноги в синих жилах
льет лучи косые.
И идут крестьяне полем
вместе с казаками…
Сердце панская неволя
превратила в камень.
Не видать конца и края
грозной веренице…
Провела нужда большая
борозды на лицах…
Ваш поход мне сердце тешит,
как же вас люблю я!
Ветер волосы им чешет,
бороды целует.
……………………
Тускло Альта зарябила,
замок виден далеко…
В танце — кони, пики, вилы
и сверкание клинков…
И Тарас сурово глянул
вдаль вокруг из-под руки…
Встрепенулись тут селяне
и замолкли казаки.
Что там даль им раскрывает,
и синеет, и шумит?..
По-над полем, по-над гаем
с граем воронье летит…
«В бой, — Тарас кричит, — мы смело
полетим, врагов круша!»
А за лесом зашумело,
и встряхнулась вся душа…
Лава всадников крылатых
вылетает на рысях…
Солнца отблески — на латах,
на железных шишаках…
То не синие туманы —
кони, на ходу легки…
Вслед за гетманом — уланы,
жолнера и казаки.
Полегли, легли селяне
в гулком грохоте атак…
На Зарему и не глянет,
не оглянется вожак…
Ой, турчанка, терпеливо
пригаси любви огонь!
Вся припала к конской гриве,
и летит, пришпорен, конь…
Весь он в мыле, и стрелою
он несет, несет, несет…
Вдруг удар, удар! Землею
в грудь, в лицо ей тяжко бьет,
близко, близко, словно сбоку,
как в подушке голова…
Небо синее глубоко…
Золота трава…
Эта травушка степная
словно лебедем кричит,
над Заремою, стеная,
наклонилась и шумит…
Мчит Зарему ночь пугливо
до беспамятства межи…
У коня — кровава грива,
тут же рядом он лежит.
У него глаза мутнеют —
боль остра и глубока…
Ноги вытянул и шею,
сводит судорга бока…
Крики, залпы за дубравой,
пошатнулся панский стяг.
В бой идут крестьяне лавой,
только вилы их блестят.
На Тараса толпы лезут,
сеча грозная кипит.
О шеломы бьет железо,
отлетает и звенит…
Сдвинул гнев Тарасу брови,
тени пали на чело:
и его и вражьей кровью
пропиталось всё седло.
Что Тараса ожидает?
Испытанья — велики.
Только ветер рассекают,
словно молнии, клинки…
Всё шумит в пыли зловонной…
Протянулась вон рука,
горло с воротом червонным
вырвал дядька у панка…
Потонуло солнце в гаме,
солнце падает, ой, глянь…
Под копытами, ногами
ходит ходуном земля.
Бьет с утра до ночи Альта
кровью туго в берега…
Улепетывает шляхта,
следом гетман — ей слуга…
Удирает злая сила, —
хоть и сила в их руках.
Гонит их Тарас Трясило
блеском радостным клинка.
Слышно: «Смилуйся, будь братом!
Детки у меня, семья!»
А за гетманом с магнатом
крики дальние звенят…
Крики, выстрелы, копыта…
«Шибче в город… там ведь дочь…»
Ворот, золотом облитый,
рвет рука с застежек прочь…
Бьет коня он снова, снова,
сердце бьется, свист в ушах…
А глаза налиты кровью,
к носу брови сдвинул страх.
Голь взяла панов в работу —
в город мчатся во всю прыть,
но железные ворота
не сумели тут закрыть…
«О пан Езус,[32] будь над нами!..»
— «Пан, сдавайся и молись!..»
То повстанцы за панами
в замок дружно ворвались…
Песня — рана огневая,
всё в крови мое чело…
Солнце глянуло, сгорая,
и за темный лес ушло…
Песнь моя подобна ране,
звуки лейтесь, глубоки!..
Молча резали селяне,
с буйным кличем — казаки…
Там, где трупы, онемело
стены темные стоят…
В замке гетман и Ягелла
и испуганный магнат…
И пока на стены глянул
день, скрестив с врагом клинки,
молча резали — селяне
с буйным кличем — казаки.
Знали все — идут к могиле,
к цели нет конца пути…
Столько трупов навалили —
ни проехать, ни пройти.
Ныне быть хочу бояном,
одному им трудно стать…
Помоги же мне, Коммуна,
ты поэму дописать…
В крови копыта конь купает,
сквозь кровь не виден свет глазам…
«К захвату замка приступаем! —
кричит Трясило казакам. —
За мною все!» И к стенам хмурым
повстанцев бросились войска…
И вновь огонь и криков буря
прибоем к нам через века…
Горланит гетман: «Помощь, где ты?»
А в стены — гром, возмездья глас…
И не помогут вам мушкеты
унять разлив восставших масс…
В хоромах гетман. Он не знает
в отчаянье, что предпринять.
А там ворота разбивают,
трясутся окна и звенят.
Бегут… И что-то там упало…
Затих стрельбы мушкетный гул…
В руке Ягеллы с синим жалом
кинжал гадюкою мелькнул.
Ягелла к гетману: «Мой милый,
моя последняя любовь».
А на пороге — сам Трясило,
с его клинка стекает кровь…
Ягелла — гетману: «Желанный,
с тобою сладко умирать…»
«Прими гостей, любезный пан мой! —
кричит магнату так Тарас… —
Припомни, панна, розы в гае,
пастух тебе их предлагал…»
Магнат уж саблю вынимает,
но и Трясило не дремал:
«Гей, выручай, шальная доля!»
Тарас ударил, разъярен,
магната в зубы из пистоля,
и тот навеки усмирен.
«То за цветы!» Но от Ягеллы
себя тут гетман отстранил:
«Еще Украйна не сгинела!
Еще рубиться хватит сил!»
Махнул Тарас клинком, но еле
коснулся гетмана руки…
Они сошлись… и зазвенели
меж ними радостно клинки…
Глазами панна смутно бродит,

Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Третья рота

Биографический роман «Третья Рота» выдающегося украинского советского писателя Владимира Николаевича Сосюры (1898–1965) впервые издаётся на русском языке. Высокая лиричность, проникновенная искренность — характерная особенность этого самобытного исповедального произведения. Биография поэта тесно переплетена в романе с событиями революции и гражданской войны на Украине, общественной и литературной жизнью 20—50-х годов, исполненных драматизма и обусловленных временем коллизий.На страницах произведения возникают образы современников поэта, друзей и недругов в жизни и литературе.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)