Стихотворения и поэмы - [83]

Шрифт
Интервал

расплещет черное вино…
Вино иль кровь?.. В морском просторе
Тарас ведет своих людей…
Десятый раз ныряет в море
залитый кровью день…
В воде и в небе звезды светят,
и тут и там ясны они.
Как под ножом кровавым дети,
взвывают волки на огни.
Они от голода взвывают,
глаза их бешено горят…
А берега плывут и тают,
меняют облик и наряд…
Тревожно думалось Трясиле —
как тучи по лицу прошли…
Ему подобных не носили
ладони матери-земли!..
О дней далеких перегоны,
всё представляетесь вы мне,
в вас мысль и сердце дивно тонут,
как в проруби или на дне.
Чего, не знаю, сердце хочет.
Ах, то не звезды — фонари,
то светят трубками сквозь ночи
мои герои-бунтари…
Кузнечики выводят гаммы
над темным зеркалом реки…
И веслами, как бы ногами,
перебирают байдаки…
А ночь упала на колени,
им к морю проложив маршрут…
И капли в лунном озаренье
на веслах жемчугом цветут…
Там, в тумане, башни вековые
крепости Очакова стоят,
а на стенах турки-часовые
меж собою тихо говорят.
Что за плеск?.. Из ночи из туманной
дружно выплывают байдаки…
Берегись, Тарас, беды нежданной!
Наклоняйтесь ниже, казаки!
Гулом орудийного удара
тяжко берега потрясены…
А Тарас и радостно и яро
гонит морем грозные челны…
И челны — мушкетами на стену,
часовые — в воду головой…
Выплывают, падают мгновенно
снова лезут оголтело в бой…
И челны идут, туман прорезав,
аж от ядер весь кипит лиман,
мечет в лица волны и железо…
Берегись, проклятый басурман!
Тьма горит… И на челне Трясило
огненным видением стоит…
Мой казак лихой и сердцу милый,
ясно вижу помыслы твои.
Я к тебе тянусь, в тебя я верю,
ты мне жизнь, как солнце, осветил.
Тьма горит… И кто-то, в ней растерян,
в ужасе свой челн поворотил.
Но не удалось спасаться сзади…
В борт ядро ударило ему…
От челна лишь огненные пряди
протянулись, канули во тьму…
14
В море волны-горы расходились,
а меж ними — маком байдаки.
Уж забыли, что вчера случилось…
Дружно запевают казаки.
Уж забыли, что вчера случилось…
А Тарас всё смотрит зорко вдаль,
в синеву, что дымкой замутилась,
не блеснет ли парусом байдак…
………………………
Пенится, бушует сине море,
но вперед просторы их зовут,
и навстречу им сквозь волны-горы
казаки из Турции плывут.
Ой, немало злата в Цареграде!
Каждый там немало покутил…
Бравый куренной себе в награду
юную турчанку захватил.
Вся она — как робкая мимоза,
шаль у ней — как заревой туман…
Черные глаза глядят сквозь слезы,
их губами ловит атаман…
Потерялись, потонули в море
минаретов стройных купола,
муэдзин уж не встречает зори,
юный хан любовью отпылал.
Юный хан, зарубленный в гареме,
он приходит только лишь в ночи,
только снится юный хан Зареме,
и она вздыхает и молчит…
Атаман, не зарься на турчанку,
ведь не для тебя ее слова,
тихая девчонка-полонянка
не тебя хотела б целовать.
Лишь один казак тут не ест, не пьет,
только загляделся на турчанку…
Жарким глазом бьет: сердце ты мое!..
Он забыл, забыл свою Оксанку…
И казак встает, к пленнице идет
и к ее губам лицо склоняет…
«Берегись, казак, не целуют так!..»
Куренной пистоль свой вынимает…
Казаки молчат… Лишь вода шумит…
Но внезапно в небо и рвануло…
И казак упал… и казак лежит…
Только шапку кверху и взметнуло…
Атаман, тебе не видать добра —
ведь в себя стрелял ты из пистоля…
А у казака не лицо — дыра,
и над ним Зарема стынет стоя,
словно глыба льда… И по шее кровь,
по сорочке медленно стекает…
Молча атаман кубок свой берет
и вино спокойно выпивает…
«Пей, ватага, пей!» Пьют сечевики…
Лишь иные с глаз слезу смахнули.
Чайки лишь кричат, да вода звенит
о челны в своем извечном гуле…
……………………………
Атаман хмельной не отрывает
от турчанки взгляд угрюмый свой,
синие штаны вином пятнает,
в воду мечет каждый штоф пустой.
Казаки давно грозою стонут,
в них от злости на глазах туман…
Ведь забыл казацкие законы
и влюбился в бабу атаман.
Только-что там тонет, выплывает?..
Там под солнцем вспыхнуло весло…
Перед ним, как от калины в гае,
байдаками море зацвело.
И турчанку оттолкнул Барило,
он поднялся, хмель с себя стряхнул…
«Опоздал я», — думает Трясило
и рукою казакам махнул.
Только почему глядит Зарема
и бледнеет с шеи до руки?
Что это? Ужель его в гареме
чудом не убили казаки?!
«О юный хан мой, о коран мой…»
В глазах его огонь забил…
Нет, не его гяур поганый
тогда в гареме зарубил…
Но почему он с длинным чубом
и чуб гадюкою бежит?..
Зарема вдруг разжала губы,
но поперхнулась и молчит.
Она обиды все забыла
и тонет, тает, словно даль…
Что загляделась на Трясила,
сама красива, молода!
…………………………
А море Черное играет,
как конь анархии в бою…
И на челне тут начинает
Тарас впервые речь свою.
Под ним не челн, а небо мчало,
что в сердце и вверху горит…
«Свяжите старшину сначала,
тогда я буду говорить».
И враз клинками заискрило
и закипело всё кругом…
И враз сгорел, упал Барило
на труп изрубленным лицом…
Не море Черное взбесилось —
оковы рвет на нем казак…
Так поступили, как Трясило
громовым голосом сказал.
«Гей, казаки! Вас на чужбину
всех старшина вела на смерть,
и за панов там каждый гинул —
то ясно каждому теперь!
Шли мстить вы туркам и татарам,
а там, где край родной — село,
Украйна вся гудит пожаром,
Украйну кровью залило!..
Довольно быть нам в услуженье
у гетманов и старшины!
Огонь борьбы за вызволенье
в народе мы разжечь должны,
должны у воли встать на страже
и всех панов рубить подряд…

Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Третья рота

Биографический роман «Третья Рота» выдающегося украинского советского писателя Владимира Николаевича Сосюры (1898–1965) впервые издаётся на русском языке. Высокая лиричность, проникновенная искренность — характерная особенность этого самобытного исповедального произведения. Биография поэта тесно переплетена в романе с событиями революции и гражданской войны на Украине, общественной и литературной жизнью 20—50-х годов, исполненных драматизма и обусловленных временем коллизий.На страницах произведения возникают образы современников поэта, друзей и недругов в жизни и литературе.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)