Стихотворения и поэмы - [81]

Шрифт
Интервал

Но атаман кричит: «Рядами
постройтесь живо, казаки!»
И вот пришли попы с крестами,
и стали в строй сечевики.
«Кто на Украйну — стань налево,
на турка — вправо перейди!»
И слышно, как, объята гневом,
вся Сечь волнуется, гудит.
Листком спадающим багрятся
то ус, то трубка, то жупан…
Вскричал один: «Не верьте, братцы,
нас вводит старшина в обман!
За мной пошли! Вперед за волю!
Гей, сотник, не теряй штанов!..»
Его ударил из пистоля
в лицо пузатый куренной…
Упал казак… Беднее стала
голь сердцем смелым, молодым.
На трупе — листьев покрывало,
над трупом — от кадила дым.
«Должны мы туркам и татарам
отпор за все налеты дать!
Ну, а тогда и пан от кары
не убежит!» — «Всё — ерунда!
И всё — брехня!» И голь немыта
сверкает саблями, шумит.
А куренной со ртом открытым
расставил ноги и молчит.
«Кто это?» Из толпы выходит
казак — детина средних лет,
он по рядам глазами бродит,
гудит казацкий их комбед…
«Товарищи!» — А сам как небо…
Слова — не молния, а нож:
«Сначала есть одна потреба —
своих порезать нам панов!
Вот здесь они — стоят с крестами,
а рядом — та же старшина!
Кто на Украйну?!» В шуме, в гаме
чубы взлетают, как волна.
А солнце клонится устало
и на жупаны цедит кровь…
«Пан атаман, дозволь нахала
нам батогами запороть!»
«Связать его!» — и кляп вбивают
в рот казаку… О, гнев, о, срам!
И голь всё это одобряет
слепой покорности богам?
Зачем не в силах им сказать я
и ложь проклятую разбить?..
А поп с крыльца: «Должны мы, братья,
всем сердцем бога возлюбить!»
Всё — зря: и голытьба стихает,
и верх опять — у старшины.
А в сейме руки потирают
и кубками звенят паны.
Сквозь даль столетий сердце чует,
и дума знает: так всё шло.
«Пускай пся крев за нас воюет,
а мы… угомоним село…»
Слова поповы — как сопелка.
А куренной тут не дремал:
«На турка кто, тому — горелка,
пей хоть залейся! Я сказал».
На сабли солнце блеск наводит.
«Гей, на челны! Пора, пора!»
И голь чубатая уходит,
наивна, словно детвора.
Винище смуту погасило…
Развеялся кадильный дым…
И кровь засохла… А Трясило
не верит всё глазам своим.
Он труп ощупал… «Так, Иван мой,
клянусь над прахом я твоим,
когда я стану атаманом,
развею этот клятый дым…»
Он другу руку сжал, суровый
в сознанье горьком: «Не пора…
Своей прольем немало крови
на глине своего двора…
Еще прольем. Село я знаю.
Но день восстанья — впереди».
А Сечь знаменами пылает,
а Сечь горелкою гудит…
………………………………
Что за наплыв казацких бурок?
Спешат, спешат, как на пожар…
Один отряд идет на турок,
другой… другой — тот на татар.
7
Кони и травы,
люди, мечи.
Звездная лава
гаснет в ночи.
Дали открыты…
А кони летят.
Только копыта
ритмично гудят.
Им лишь по нраву
дуван да Коран.
И эту ораву
ведет Ятаган.
В дали очами —
и так он, и так…
Лишь за плечами
звенит сагайдак…
Где чем поживиться,
зырит всё он.
Дома томится
дюжина жен.
Вдали исчезает
и море, и Крым.
Оружье бряцает,
как песня ханым…
8
Ханым, о-ла-люли,
Ханым, о-ла-ной…
В темном ауле
уснули давно.
«Ужели он сгинет?..
Скорее за ним!..»
Рыдает Марина,
теперь — ханым.
Любви не изводит
печалью ни дня —
под звезды выходит,
седлает коня.
О, край ты мой сизый,
о, милого взгляд!..
Шумят кипарисы,
и сосны шумят,
и ветви всё тянут
сквозь сумрачный дым,
летит неустанно
меж ними ханым…
Летит сквозь туманы
всё дальше, быстрей.
Наряд Ятагана
сверкает на ней.
Яснеет над бором,
и росы горят.
Навстречу ей — горы,
навстречу — заря.
9
Ветер подувает,
ясен небосвод.
Нынче выступают
казаки в поход.
В них бушует сила,
песня — что гроза,
их ведет Трясило,
молодой казак.
Он сестру всё ищет —
года два искал.
Ветер в поле свищет,
прошумел, пропал.
Веет над равниной,
в нем и грусть, и гнев…
Улетел, Марине
что-то прошумев.
И Марина — слышит,
всё быстрей летит,
щеки жаром пышут,
вся она дрожит.
Вспомнит — вянут силы,
тают от огня…
«Ятаган мой милый,
подожди меня!..»
10
Столкнулись казаки с Ордою
там, где курганы над Днепром…
Поникла туча пред бедою
над ними огненным челом.
Привычно тырсу ветер гладит
и шелестит в густой траве.
Поодаль стали два отряда,
как перед громом тучи две…
И наконец вот выезжает
перед отрядом Ятаган,
и казаков он выкликает
попробовать от сабли ран.
Но выходить никто не хочет,
все засмотрелись и молчат…
Сверкают Ятагана очи,
а в вышине орлы кричат…
О, где же ты, казачья сила?
Ужель зазубрены мечи?!.
Но вот уже Тарас Трясило
навстречу Ятагану мчит.
Сошлись… А там летит Марина,
чтоб Ятагану пособить.
«Не может быть, чтоб милый сгинул,
кого же мне тогда любить?..»
А там: удары за удары…
«О Ятаган, любимый мой!..»
И расступились вдруг татары,
Марина бурею — на бой…
Вдруг дико вскрикнула в тревоге,
от страха помутился взгляд:
на смертной топчутся дороге
и Ятаган и кровный брат…
Тараса усталью шатает,
в истоме не поднять руки…
На саблях солнца луч играет,
звенят, сшибаются клинки.
Кому тут белый свет затмило?
Кого отвлек тревожный крик?
Кого последним через силу
в висок ударил сечевик?
Глаза ханым во мгле тумана,
в тот миг она и не жила…
Увяло тело Ятагана
и тихо свесилось с седла…
Махнул последний раз рукою,
в ковыль свалился мертвецом…
Лишь кровь горячею росою
Трясиле брызнула в лицо.
«Алла, алла!..» Но Украине
лелеять трусов не дано!
Трясило не узнал Марину,
Марине это всё равно.
Ужель?.. Ужель Трясило сгинет?
«И ты туда? За ним?.. Эва!..»
Блеснула сабля у Марины,
и покатилась голова…
Чья голова? Лежит Марина…

Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Третья рота

Биографический роман «Третья Рота» выдающегося украинского советского писателя Владимира Николаевича Сосюры (1898–1965) впервые издаётся на русском языке. Высокая лиричность, проникновенная искренность — характерная особенность этого самобытного исповедального произведения. Биография поэта тесно переплетена в романе с событиями революции и гражданской войны на Украине, общественной и литературной жизнью 20—50-х годов, исполненных драматизма и обусловленных временем коллизий.На страницах произведения возникают образы современников поэта, друзей и недругов в жизни и литературе.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)