Стихотворения и поэмы - [79]

Шрифт
Интервал

До Харькова ведет железная дорога,
и поезда бегут — попробуй сосчитай.
И светит лунный серп — мой друг золоторогий —
сквозь марево веков на мой вишневый край…
1922

466. ТАРАС ТРЯСИЛО

Роман

© Перевод П. Жур

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

1
«А чтоб чума вас покосила,
пускай бы вы подохли все!» —
кричит, бежит пастух Трясило
по перламутровой росе.
Он и ободранный, убогий,
он и разгневанный такой.
Ему стерня не колет ноги
с их пяткой черной и тугой.
Разбитые колени ноют,
и кровь в виски натужно бьет…
С Мариною, его сестрою,
в селе отец седой живет.
И что там деется с Мариной?
Но думать некогда о том,
когда болтается холстинный
мешок с харчами за плечом.
Марина где-то тенью жалкой,
там, где орел степной парит.
В руке — замашистая палка,
в мешке — лишь лук да сухари.
Бежит с проклятьями и смехом.
Лохмотья, пыльных трав рядно —
вот это вся его утеха,
его имущество одно.
Шумят ему дубы и клены
и ясеня листвой блестят,
где гарцевал он исступленно,
под звездами любил девчат.
Там, далеко, где неба грани,
есть край счастливый, дорогой,—
а тут и голод, и стенанья
от свиста панских батогов.
И думы стаями — за грани,
где Хортицы мятежный гам,
где казаки в хмельном дерзанье
по вольным рыскают степям.
Как часто грезили с Иваном
они бежать к сечевикам!
От слов Тараса гнев багряно
горел в зеницах гайдука…
Себе героями казались,
бежав на Сечь в мечтах своих…
За сабли мысленно хватались,
но сабель не было у них.
Коптилки пламя скупо, вяло
дрожит, шатается, течет.
И Настя голову склоняла
Ивану тихо на плечо.
Ой, раздвигали стены думы
недавно, может, иль давно…
О, вечера в избе угрюмой
и песни, слезы за окном…
А дни и вялы, и нескоры,
не знаю, как бы их назвал…
Тарасу улыбались зори
и грезы ветер навевал…
Жизнь, разнолика и безгранна,
течет, волнуется кругом…
К нему во сне приходит панна
в уборе пышном, дорогом…
К ней сердце потянулось живо,
как нить, что вечно золота…
У ней — волос волниста грива,
свежи и радостны уста…
Под ноги словно розы стелет
и пьет глаза его до дна…
Она — не сон, она Ягелла
и дочь магната Рудзяна.
Объятья утро раскрывает,
светло туманится, цветет
над полем, над далеким гаем,
где свеж и молод небосвод.
Покорно собрались коровы,
хрустят зеленою травой.
Пастух меж них уселся снова
и сладко грезит, сам не свой…
Монисто звезд по небу вьется,
как будто думы чабана…
Ему не естся и не пьется,
мечта владеет им одна…
К себе зовет младую панну
и, жмурясь, ловит он ворон.
И перед образом туманным
застыл, коленопреклонен…
К нему всё ближе, ближе брови
и губы, губы с их огнем…
Ах, то не панна, то корова
его лизнула языком.
«Эгей! Куда? А, чтоб ты сдохла!..» —
и непечатные слова.
Трещит под ним подсолнух сохлый
и желто клонится трава.
Припомнил он: младая панна
его цветы не приняла,
и глаз мутит слеза, нежданна,
усмешка губы зло свела.
Она рабом его назвала,
ответила, как наглецу…
Взглянула гордо и сказала:
«Вот погоди, скажу отцу».
2
В злате парк осенний тонет,
неба синь — в разливе дум.
Сосны клонятся и стонут,
их вершин тревожен шум.
Может, здесь я не впервые?
Не вернешь тех дней назад…
В сини листья неживые
сонно кружатся, летят.
В парке панна молодая
бродит с книжкою в руках,
золото в прическе тает,
разливается в глазах.
Нежно тонет в желтых листьях,
бродит тихою стопой.
Очи сини и лучисты,
черевичек — золотой.
В небе солнце разлилося,
в ливне струн-лучей трава…
Черевичек тот курносый,
знать, во сне я целовал.
Жжет светило без пощады…
Меж густых ветвистых крон —
мраморные колоннады
и в сплошных цветах балкон.
На балконе — люди, люди,
музыки настал черед.
Рвет она тоскою груди,
властно за сердце берет…
Далее веди, о муза,
без тебя ведь трудно мне.
А магнат поводит усом,
мочит пышный ус в вине.
Кровью то вино стекает,
весь в багряных пятнах стол.
Глазом черным пан играет,
грозен взгляд его и зол…
Хмурые седые брови грозно
выгнулись дугой…
Сколько горя, сколько крови
на парче его рудой!..
Он орет, как очумелый,
пол ножищами долбит…
Перед ним оторопелый
молодой гайдук стоит.
Как то пану ни обрыдло,
он расквасит морду в кровь…
«Рассчитаться с хлопьим быдлом,
на конюшне запороть!
Ни питья ему, ни пищи,
на соломе пусть гниет!
Будет знать безумец нищий,
где его, а где мое!»
«Пся крев! Быдло!» — возбужденно
голосов гудят шмели.
Гайдуку магнат взъяренный
пастуха найти велит.
3
День увял золотолистый,
запад медленно потух.
За межою парка — свисты:
гонит стадо там пастух.
Ничего еще не знает,
батогов еще не ждет…
На сопелке он играет,
словно панночку зовет.
Пусть у хлопца ноги босы,
между пальцев грязь и кровь,—
пану станет он угрозой
за народное добро!
Будет кровь с огнем расплаты,
проклянет он сад густой,
мраморные колоннады,
черевичек золотой.
 ………………………
Гайдук бежит, коня седлает
и про запас берет коня.
Он за ворота вылетает,
как привиденье из огня.
«Эй, берегись!» — и кони мчатся,
за ним собаки с детворой.
Глядит в окно на парня Настя,
и взгляд туманится слезой…
«Прощай, прощай!» — за волю друга
гайдук Иван на всё готов.
Лишь бы не лопнули подпруги
и не расшибли кони в кровь…
Уж вечер потянул прохладой,
зари последний луч погас.
Гайдук встречается со стадом,
за стадом тем идет Тарас.
Видать ее хотя б минутку…
Ой, панна смотрит сверху вниз!
Сыграй последний раз на дудке
и на коня скорей садись!
Кричит Иван: «Веленье пана —
тебя в конюшне запороть,

Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Третья рота

Биографический роман «Третья Рота» выдающегося украинского советского писателя Владимира Николаевича Сосюры (1898–1965) впервые издаётся на русском языке. Высокая лиричность, проникновенная искренность — характерная особенность этого самобытного исповедального произведения. Биография поэта тесно переплетена в романе с событиями революции и гражданской войны на Украине, общественной и литературной жизнью 20—50-х годов, исполненных драматизма и обусловленных временем коллизий.На страницах произведения возникают образы современников поэта, друзей и недругов в жизни и литературе.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)