Стихотворения и поэмы - [78]

Шрифт
Интервал

погромы и гробы — следы их таковы.
Под Брянском дым и кровь… И в тыл к нам вражьи рейды…
От выстрелов бегут огни, огни, огни…
И плакали без слов поры осенней флейты,
и горькая полынь венчала эти дни…
Буденный, где ты, где?.. Уже твои отряды
вздымают пики ввысь, в свод неба голубой…
Так РСФСР летит во тьму снарядом,
чтоб дать буржуям бой, последний страшный бой…
Удары под Орлом. И в страхе — белых банды,
они бегут на юг, бросая стяги в прах…
Звенели черепа, и с бурею команды
в затылки злым панам летели дым и страх.
О, кто ж там на коне, где пыль и эскадроны?
Под шапкой не видать лица издалека…
И верить я хочу, что упадут короны
и землю обновит Свобода на века.
А море (как тогда!) с пахучим теплым звоном,
как чайка в час беды, бьет в желтый берег вдруг,
как бы звенят вдали без счета камероны
и от продольна вновь — тяжелый сладкий дух…
В каких тогда очах огни Афин сверкали
и грезил Диоген о солнечных веках?
Провидел ли тогда он Коминтерна дали,
и мог ли он мечтать о радиовеках?
На теплых бурьянах не сын к отцу стал строже
(о классовой борьбе еще не всякий знал), —
Одесса и Херсон, за ними Запорожье,
сплетая песен гнев, услышали сигнал…
Над морем синий парк. Луна блуждает в травах.
В заливе корабли — как чайки на пути…
И на воде дрожит среди дорог кровавых
тот бесконечный путь, куда нам всем идти…
То глянул сквозь века прожектор с полуночи,
и хмуро шелестят знамена грозных дней,
как будто рассказать до боли кто-то хочет
о крови, что на них горит всё горячей…
По улицам в ночи бродила там Оксана,
ей отсветы луны — как память свежих ран,
и словно шла она от поцелуев пьяно
за реющей мечтой на заревой туман…
11
Пусть с запада летит стервятник одноглавый, —
ему не проглотить советского герба,
ведь захлебнется он в своей крови без славы
и упадет в дыму — презренная судьба…
Несется шляхты клич: «От можа и до можа»,[30]
и жовниров ряды идут путем степным…
И виснет без конца над Киевом тревожным
разорванным рядном зеленый тяжкий дым…
И вновь набата зов. В легендах эшелоны,
и синей дали край надеждою зацвел…
С Кубани в помощь нам идет Семен Буденный,
и радостно шумит непокоренный дол.
Один удар — и фронт, железный фронт прорвали…
Нет, не поможет им французский маршал Фош.
И крики без конца до Праги долетали,
как ветер долетал: «Даешь! Даешь! Даешь!»
И видели полки: притихла крепость Гродно,
и стены Осовца дрожат в смятенье злом…
Но откатился вновь великий гнев народный,
как будто на степях грозы далекий гром…
Не скоро пан-орел свои залечит раны,
не даст спокойно спать панам варшавским страх,
лишь глянут на восток — пылает сквозь туманы
«республики рабов» непобедимый стяг…
И армии пошли к воротам Перекопа,
где Врангеля орда, как дикой ночи тень,
где виноград цветет и где в стальных окопах
враги из батарей стреляли в алый день…
Гудит, гудит, гудит по селам и заводам
горячий долгий крик: «Товарищ, на коня!»
А где-то над Донцом печально осень бродит
и волн голубизна задумалась, звеня.
В тот день, когда снега долины грудь укрыли
и ветер без конца шумел над Сивашом,
орудия врагов в агонии забили
и небо осветил пожар сплошным огнем…
О, тяжкий, долгий день… И десять тысяч сразу
сожрал последний штурм… О, тяжкий, долгий день!
И вот погони гром, то гонят, как заразу,
белогвардейский сброд вдоль вставших деревень…
О Перекоп мой, ты — проклятый и любимый!..
Теперь ты красным стал. Но бой здесь был таков,
что многим не видать теперь заводов дымы
и уж не услыхать мелодии гудков…
Не плачут журавли, не мчатся эшелоны.
О, голубой мой звон путей в иную новь!..
Где отгудел простор, там ветер утомленный,
задумалась трава и дымом пахнет кровь…
12
В Полтаве женотдел. Там видели Оксану,
нельзя и передать, как выросла она.
Как море в октябре, когда порою глянет
на вас ее очей бездонных глубина!..
То митинг, а то сход. Она уж коммунистка.
И любит РКП, как любит свой народ.
И словом и трудом стоит к заводам близко
и женщин на селе она зовет вперед.
13
Горелым пахнет даль. Поволжье в дни и ночи
протягивает к нам худые руки сел…
Из зарубежных стран пришел бы хлеб рабочих,
но не позволит им Европы произвол.
Как золото зубов — так кованы кордоны…
Когда ж восстаний жар растопит их навек
и в бриллиантах звезд наступит на короны,
как ветер, как огонь, свободный человек?
А листья шелестят на мокрых тротуарах…
И хочется стрелять и плакать без конца…
Нет, нет, недаром нам гудела даль в пожарах,
недаром мы царя смели грозой свинца!
И всё как будто сон… Голодный фронт… Оксана…
В седую даль идут-уходят поезда…
О ветер милый мой, товарищ мой чуть пьяный,
ведь не забудем мы с тобою звон труда!..
Один лишь только труд избавит нас от горя,
а власть из наших рук врагам не вырвать, нет.
Поволжью мы дадим зерна в достатке скоро,
рабочая рука избавит нас от бед.
В последний раз шумит буржуй в своем квартале,
и гобеленов мир живет последний день…
Ведь трубы и гудки давно уж отрыдали,
и обагрила кровь последнюю ступень…
14
Оксана поняла: чтоб лучше знать работу,
наука ей нужна, учиться нужно ей.
Заехала она в родную Третью Роту,
увидела село, и нивы, и людей.
Оставив женотдел, попала в губпартшколу,
в тот город, где звездой цветет для нас Артем.
Навеки слава тем, кто из босых и голых
в грядущее идет с мечтой одним путем!..

Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Третья рота

Биографический роман «Третья Рота» выдающегося украинского советского писателя Владимира Николаевича Сосюры (1898–1965) впервые издаётся на русском языке. Высокая лиричность, проникновенная искренность — характерная особенность этого самобытного исповедального произведения. Биография поэта тесно переплетена в романе с событиями революции и гражданской войны на Украине, общественной и литературной жизнью 20—50-х годов, исполненных драматизма и обусловленных временем коллизий.На страницах произведения возникают образы современников поэта, друзей и недругов в жизни и литературе.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)