Стихотворения и поэмы - [7]

Я слышал: буква убивает…

А вот –  она

И под землёй растёт, живая,

Любви полна.

1975

Сознание

Там, внутри, плодоягодный жар, и не глуше,

Чем во внешнем саду, пробиваются дни.

Только зренье, как нищий, ночует снаружи,

И ему наливные стволы не видны.

Там раздумья, средь сумрака снов хорошея,

Капли памяти пьют, чьи черны черенки.

Кто же зренье, как странника, выгнал взашеи,

Чтоб его вместо крыльев несли сквозняки?

Пламенея, всмотрись сквозь глухие ворота –

И заметь управителя злого следы:

Там, скрывая лицо, меж дорожками кто-то

Топчет сад, пилит сосны, срывает плоды.

Сколько летних недель он удерживал с визгом

Пересветы зениц на краю пустыря!

Но синицы слетаются, если он изгнан,

И в зрачки невечерняя глянет заря.

1975

Сад

Каким он был,

Когда судьбы

Прекрасный ливень

Живил и бил –

И зимние отверз гробы

И почкам, и цветам счастливым!..

Каким он стал,

Когда уста

Истаяли в сожжённых криках

В чертогах яблонь ясноликих,

И в тех местах,

Необитаемых и диких,

Где даже страх

Получит рану или вывих, –

Он весь в улитках, как в живых уликах,

У безвоздушных плах!..

1975

«И снилось мне, что каждый строил дом…»

И снилось мне, что каждый строил дом –

И, возведя, селился в нём навечно:

В норе подземной делался кротом,

Иль возносился, Путь построив Млечный,

Иль, вырыв русло, делался рекой, –

Что начал, то заканчивал без риска.

А я ушёл настолько далеко,

Что стал бездомным, возвратившись близко.

1975

«По лестнице-ели…»

По лестнице-ели,

Минуя за ярусом ярус,

То в вихре, то в теле,

То в радость впадая, то в ярость, –

До облака-блика,

До стога, до рога оления,

До цели великой –

До полного отождествления…

1975

Вавилон

Жильцы бульвара, в летнем истощенье,

Стенали – от корней и до вершин.

Асфальт, в рекламном красном освещенье,

Кишел, гудя, нарывами машин.

И размышленья, как елей на раны,

Несомые целительным дождём,

Являлись тихо, как воспоминанья

Того, кто на недвижность осуждён.

И по больному городскому телу

Он к центру шёл, где фары в полутьме

Сновали в страхе, потеряв пределы,

Как мысли в обезумевшем уме.

Он шёл и думал: «Стоит ли стараться?

Влюбляйся в город, бойся и спеши –

Но после трёх тяжёлых операций

Лишишься лёгких, сердца и души.

Иль на попранье создан я и на смех,

Иль только кожа – щит мой и броня,

Чтоб скальпель пляской рассечений властных

За гранью дней ощупывал меня?

Нет, преданный некровным этим узам,

Я тихий свет предвижу впереди, –

Осмотрен всеми и никем не узнан,

Я в лучший мир готовлюсь перейти…»

Был город жив – без слова и без жеста,

Одним накалом бьющихся огней…

«О Ты, навек оставивший блаженство

Для боли крестной! Снизойди ко мне.

Я по любви тоскую в веке тёмном,

А Ты на смерть сошёл с крутых высот.

Услышь того, кто в городе бездомном,

Тебя не зная, лишь Тобой живёт!

В рогах драконьих, в камне гордых башен,

Ряды окон – лукавые уста…

Я не от мира: он мне чужд и страшен.

Я в детстве слышал о любви Христа…»

И вдруг, среди сверкания и жути,

Взбурлили воды в чаше восковой –

И он узрел пути и перепутья,

Увидел узел жизни вековой,

И, просиявши на заглохших тропах,

Взыграла речь невиданных зарниц:

Он слушал Свет – и тайны смертных сроков

Читал в раскрытых книгах встречных лиц.

В леса скорбей, в кустарник сердца дикий

Вошла любовь – и дымом вышел страх:

Он слушал Свет – и пел хвалу Владыке

На незнакомых миру языках.

1975

Живое

Светляки затерялись в потёмках,

Но и ночь не погасит никак

Этих мыслей, зажжённых на тонких

И жестоко живых фитильках.

Я их видел. До времени скрыто

За печатью звезды от меня,

Сквозь какое просеяны сито

Эти падшие дети огня:

Бьются волны, скалу прорывая,

И в теснинах застывшей земли

Бьётся плазма, безумно-живая,

Чтобы мы ещё плакать могли.

1975

«Всё, что я вижу, есть Ты…»

Всё, что я вижу, есть Ты.

Но когда устаёт моё зренье

Ткать – из ночей лучевых –

Жизни бескрайней лицо, –

Пёстро в зрачках, и сады

Вижу. На них Ты распался,

Чтобы тем ближе сиял

Образ Твой прежний во мне.

Вновь собираю – и вот

Лик в забытьи созерцаю…

1975

«Выздороветь от города…»

Выздороветь от города

Хочет стеснённый клён,

Как из перины вспоротой –

Пухом надежд ослеплён.

Вылечиться от мнимости

Жаждет сырая мгла,

Чтобы вкусить в немилости

Скорбь и людские дела.

Птица взлетит, проклюнувши

Мёртвых зрачков кору,

Воздух печальным юношей

Станет опять поутру.

Только один из выживших

Рад про себя вполне,

Нет занавесок выцветших

Только в одном окне:

Улочкой ходит узенькой

Средь городских утех

Он – собеседник музыки,

Самый больной из всех.

1975

«И так опустошился и устал я…»

Е. С.

И так опустошился и устал я,

Что в лёд готовлюсь обратиться талый,

И краски мира смешаны почти.

Уже рисуют город этой смесью,

В его безличье потеряюсь весь я,

Но ты письмо с любовью перечти.

И посети места, где быт наш грешный

Чередовался с тучей и скворешней,

Где небо ты показывала мне,

И где, рассветным увлечён рассказом,

Срывал плоды бессмертья краткий разум –

И храм провидел в хаосе камней…

Тебе в глаза пусть краски бьют ключами,

С твоими многоцветными ночами

Мощённые безмолвием поля

По милости небес – да разминутся…

Прочла? Так не замедли улыбнуться:

Пока писал, вдруг выздоровел я.

1975

Сгущенье

Даже сны без видений – гуще,

Чем октябрьский воздух гор,

Возвещающий и дающий

Мудрость – ветру, уму – простор.

Но его соберут морозы,

Как букет предрассветных астр,