Стихотворения и поэмы - [56]

и в новизне постоянна.

«Всё к лучшему!» Слышишь?

                                                На другом полушарии

                                                                                      слышишь ли, Анна?

На волне океана

ты слышишь

                            мой вздох облегченья?

125. ХЛЕБНЫЙ ГОД

Встану, полный добра и доверья,

прямо к Волге лицом

                                        и замру.

Воробьи пролетят сквозь деревья

на обветренном этом юру.

Это было со мною когда-то —

чувство вечности и немоты —

за Тулупное

                      до переката

провожал, заглядевшись, плоты.

Правый берег казался загадкой,

но открылся —

                           пришли времена,

стала сразу таинственной прядкой

луговая моя сторона.

Что за лето! Пылает дорога,

степь желтеет на весь хлебозор.

Ты спроси с меня, родина, строго,

не подвел ли тебя

                                   с давних пор?

Не давались нам песни вначале,

так не ладилась песня

                                          без слов,

изнывали мои быковчане,

вопрошали

идущих сынов.

А нужна была Волге огласка,

шли года обновленья земли.

Непутевого взяли подпаска

и в поэты его возвели.

Николаевцы и быковчане,

с вами снова —

                           в родной стороне.

Не речами сильны,

                                а плечами;

речи ваши —

                          поручены мне.

1970

126. РАЗМЫШЛЕНИЕ В МАХЕНДЖО-ДАРО

Солнце, похожее на колесо арбы,

легко, по-зимнему, катится

                                             без обычного жара.

Я хожу и хожу

                        вдоль каменной городьбы

по гулким улицам города Махенджо-Даро.

Махенджо-Даро —

раскопки холмистой гряды.

В тесных улочках окаменела прохлада.

Почему опустели дома

и бассейны твои без воды?

Что случилось с тобою,

                                       прекраснейший город-громада?

Эй, хозяева! Где вы,

                                   гостеприимные люди земли?

Где флейты?

                        Где гонги древнего Пакистана?

Где хлеб ваш и рис?

Зачем вы дома возвели?

Куда вы ушли, куда вы исчезли

                                                       так странно?

И не у кого спросить,

                                     что случилось

                                                              и чья тут вина.

Как здоровье,

как дети,

как женщины,

как урожаи?

Безмолвствуют стены.

В строгом строю молчат имена.

Безмолвные буйволы

                                          каменных губ не разжали.

Да, куда вы ушли?

Шесть веков занесли вас землей,

шесть веков

                        мы, потомки,

                                                   росли от невидимой нити.

Я хожу и хожу.

И тоска вековая за мной.

Тишина.

Одиночество.

Вечное солнце в зените.

А что, если вдруг… —

                                        у меня пересохло во рту, —

не назад,

                а вперед

                               шесть веков отсчитает планета

и в немыслимой дали

кто-то будет кричать в пустоту:

«Эй, хозяева, где вы?» —

                                            и вдруг не услышит ответа..

Сейчас вот сорвется

                                       рука человека в ночи,

рука,

         что на атомной кнопке

                                                дежурит устало…

«В Махенджо-Даро идите! —

                                                 кричат кирпичи. —

Идите сюда,

пока еще ночь не застала.

Махенджо-Даро,

                               твоя красота не легка,

тебя мы, как памятник,

                                      славить и чествовать будем».

Но нет, не случайно

тебя нам вернули века,

чтобы видели,

помнили,

знали

и думали люди.

1968

127. СТИХИ ПО КРУГУ

Давайте почитаем

все

по кругу

стихи друг другу,

                           нам уже пора.

Не круговую утвердим поруку,

а честную поверку до утра.

Как в молодости — помните? — бывало.

Прошедших дней в обиду не дадим.

Так кто у нас сегодня

                                       запевала?

Я так и вижу —

встали, как один.

Смеемся все —

                            попробуй разберись ты! —

все запевалы,

                           каждый о своем…

Немыслимы в поэзии хористы,

поодиночке

дышим

и поем.

Другие видят в этом самомненье,

а это лишь прикрытие всегда,—

не видят, как берет тебя

                                             сомненье,

не знают мук

поэтова

труда.

Друзья мои, казахские поэты!

Единым солнцем мы обожжены,

одни у нас закаты и рассветы —

я из степной заволжской стороны.

Пой, Абдильда,

                           в веселье и печали.

Джубан,

стояли мы рука к руке,

когда в Белграде громом привечали

казахский стих

на русском языке.

Пой, Халиджан, товарищ мой старинный,

и ты, Сырбай,

                        твой голос узнаю…

Благодарю твой стих —

не именинный,

а настоящий,

добрый,

в честь мою.

Друзей зову, на пальцах загибая.

И тех далеких —

                       как они близки!

В круг позовем великого Абая,

он песни слал,

                        как беркута с руки.

Не забываем высшего примера,

учителя все с нами в этот час.

Пусть к коновязи ставит Кулагера[38]

наш Джансугуров,

                             старший среди нас.

Давайте почитаем все друг другу

стихи по кругу.

                                   Начинай любой!