И вот разразилась ужасная битва.
И шум был столь силён,
Что достигал всех мыслимых пределов шума.
И крики были выше, и стоны глубже,
Чем ухо может вынести.
Лопались барабанные перепонки, и даже стены
Рушились, пытаясь спастись от шума.
Всё сущее с боями прорывалось
Сквозь рвущую на части глухоту,
Как сквозь поток в мрачной пещере.
Патроны громыхали по заданному плану,
Пальцы продолжали свою работу,
С наслаждением подчиняясь приказам.
Нетронутые глаза наполнялись смертью.
Пули прокладывали путь
В комьях камней, земли и кожи,
В кишках, блокнотах, мозгах, волосах, зубах,
Подчиняясь закону Вселенной.
И рты кричали "Мама",
Попавшись в ловушку расчётов,
Теоремы разрывали людей пополам,
Сузившиеся от шока глаза смотрели, как кровь
Хлещет словно из водопровода
В межзвёздные промежутки.
Лица падали прямо в глину,
Словно лепя посмертные маски,
Зная, что даже на поверхности солнца
Они не узнали бы больше, чем здесь.
Реальность давала уроки
Странной смеси писания и физики:
Скажем, тут мозги в руках,
А там ноги на верхушке дерева.
Спасения не было, кроме как в смерти.
Но всё продолжалось — и пережило
Много молитв, много точных часов,
Много тел в великолепной форме,
Пока не закончились боеприпасы,
Не навалилась страшная усталость
И оставшееся не оглянулось на оставшееся.
Тогда все зарыдали,
Или сели, не в силах рыдать,
Или легли, слишком изранены, чтобы рыдать.
И когда дым рассеялся, стало ясно,
Что такое часто случалось раньше
И ещё часто случится в будущем,
И случается очень легко:
Кости слишком похожи на рейки и хворостины
Кровь слишком похожа на воду
Крики слишком похожи на тишину
Ужасные гримасы слишком похожи на следы в грязи
И выстрелить кому-то в грудь
Всё равно что чиркнуть спичкой
Всё равно что загнать в лузу бильярдный шар
Всё равно что порвать счёт в клочки
Разнести целый мир вдребезги
Всё равно что хлопнуть дверью
Всё равно что плюхнуться в кресло
Измождённым от ярости
Всё равно что самому разлететься на кусочки
Что случалось слишком часто
И практически без последствий.
Так что выжившие остались.
И земля, и небо остались.
Все повинились.
Ни лист не шелохнулся, никто не улыбнулся.